Любовь крестоносца - Александра фон Лоренц

Тевтонец

Русь, Псковское княжество, 1242 год

По широкой заснеженной поляне, поросшей невысоким кустарником, мчалась белогривая кобылица с девушкой в седле. На голубом небе не было ни единого облачка, и яркие солнечные лучи, отражаясь от снега, ослепляли и всадницу, и лошадь. С правой стороны от всадницы виднелось большое озеро, покрытое гладким и ровным льдом.

— Куда же тебя несет! Чтоб тебя леший забрал! Да что за глупое животное! Стой же ты, Голуба, остановись, наконец, окаянная! ― девушка отчаянно ругала лошадь, охаживая ее плетью. Кобылица не обращала никакого внимания ни на удары плетью, ни на брань хозяйки.

Ее глаза налились кровью, густая белая грива развевалась по ветру.

Так она и на лед выскочит… выдержит ли он нас? Ведь апрель на дворе!

— Голуба, ты сошла сума ….. версты две скачешь, не меньше! Прошу тебя, остановись! — измученная всадница прижалась к шее лошади и уткнулась лицом в белую гриву — стегать ее больше не было сил.

Опытная наездница, она легко находила подход к любой лошади, но эта своевольная упрямица могла свести с ума своими капризами. Конечно, Радмила все равно обожала свою Голубу. Кобылица была необыкновенно красива: великолепное изящное тело коричневато-красной масти, роскошная белая грива, на точеных ногах — белые чулочки. Радмила ничего не жалела для своей любимицы: корм для Голубы — на первом месте, а себе — как придется. Красавица кобыла, тогда еще шестимесячный жеребенок, была подарена Петром Буслаевым, состоятельным псковским горожанином, матери Радмилы, ведунье Баяне, за спасение жизни его жены и двух новорожденных сыновей. Роды у жены горожанина были тяжелыми. Не было никакой надежды, что женщина выживет. Две местные повитухи только руками разводили:

— Прости нас, батюшка, не можем тебе ничем помочь, жена твоя уже немолода, сорок лет, да еще двойня, сил у нее уже нет, да и воды слишком рано отошли. Езжай за Баяной в Самолву — около версты к северу от Чудского озера. Только она и подсобит твоей супруге. Спросишь у селян — кто-нибудь и проводит на подворье старой ведуньи!

Потомственная повитуха и знахарка, Баяна лечила людей и принимала роды. Обращались к ней не только с разными недугами, а приезжали за всякими приворотами, но, конечно, только ночью — все держалось в большом секрете. Платили кто чем мог. На эти средства они с дочерью и существовали. Баяна никогда не назначала высокую цену, особенно в последние годы, когда нашествия крестоносцев да страшные засухи уморили русскую землю. Ее хоть и любили за доброе сердце, но немного побаивались. Женщину называли ведьмой, что было несправедливой платой за знания и мастерство лекаря. Злое прозвище пошло еще от матери Баяны, тоже знахарки, которая так и не приняла христианскую веру и молилась языческим богам. Мать Радмилы умерла зиму назад, а отец — еще раньше. Радмила была их последний ребенок — единственная радость престарелых родителей. Два ее брата — она их даже не помнит, погибли в сражении. С девяти лет Радмила помогала матери лечить больных, а год спустя‚ после смерти матери, заняла ее место сельской знахарки. Лет за десять она приобрела довольно приличный для лекаря ее возраста опыт. Матушка рассказала ей о свойствах лечебных трав и способах их употребления. Время было тяжелое — крестоносцы, неурожаи. Их изба находилась в лесной глуши — это и спасло Радмилу. Жизнь в лесу ее вполне устраивала‚ она и не знала никакой другой в свои девятнадцать лет. Молодая девушка была известна не только как знахарка. Красота ее была предметом зависти всех женщин в округе, а у мужчин неизменно вызывала восторженное удивление. Каштановая, с золотым отливом, тяжелая коса девушки спускалась ниже пояса; лицо с легким румянцем на белой прозрачной коже, небольшим прямым носом и маленьким, красиво очерченным алым ртом восхищало своей нежной прелестью. А ее огромные глаза, обрамленные густыми шелковистыми ресницами, синие, с необыкновенным васильковым оттенком, не давали покоя всем холостым парням из близлежащих деревень.

— Ну, и куда же ты меня доставила? Что, устала? — Радмила дернула за узду, лошадь остановилась.

Решила все-таки послушаться или действительно устала?

Но громкое ржанье все объяснило. Радмила заметила, как вдалеке, в густой поросли кустарника, промелькнуло что-то темное и остановилось. Голуба радостно заржала и бодро направилась прямо туда.

— Жеребец! — Радмила вскрикнула от удивления. — Да огромный какой!

Да, это был жеребец. Крупный, породистый, темного вороного окраса.

— Чужак… — прошептала девушка, приближаясь поближе, — жеребец крестоносца! Сердце сильно застучало. Какое-то странное предчувствие, сродни страху, охватило ее.

— Странно, что его не забрали новгородцы, такой стоит немало, — жеребец чистых кровей! А снаряжение на нем — тяжеленное! Но все равно придется его как-то снимать! Да, это займет некоторое время! — подумала вслух Радмила, с интересом рассматривая конские доспехи. — Да он совсем измучился! Весь в крови! И хромает! Похоже, хозяина больше нет в живых. Мой будет!

Радмила спрыгнула со своей лошади и подошла жеребцу. Он был таким усталым, что не обращал на них обеих никакого внимания.

— Бедняжка! Какой красивый! Ты, наверное, голоден? — Радмила провела рукой по жесткой гриве, но моментально пожалела о своем поступке. В глазах жеребца зажглись дьявольские огоньки. Хриплое гневное ржанье эхом разнесло по лесу. Радмила отступила.

— Как раз тебе хорошая пара! Такой же привереда и гордец, как и ты! — девушка поборола свой страх и подошла к жеребцу.

— Рана на левой ноге. От копья. Да кто же его так? Потому и прихрамывает. Ничего, что-нибудь придумаем. Вылечу. Да и скоро трава нарастет, прокормимся. Кругом кровь! Ужас! Весь в крови! Дай-ка, я с тебя сниму все это снаряжение! — Радмила достала небольшой нож и торопливо стала резать ремни.

— Сейчас, мой хороший, подожди, я все сниму, и мы пойдем домой! Я тебя там накормлю! Ногу вылечу! Сейчас, сейчас! Ну! Стой смирно! — Она обошла лошадь с другой стороны, чтобы окончательно избавиться от тяжелых доспехов, точнее, оттого что от них осталось.

Радмила взяла жеребца за поводья, подошла к Голубе и ловко вскочила на нее:

— Домой, голубушка! Только не быстро, а то твой жених совсем ослаб.

Прихрамывая, чужак вначале покорно следовал за Голубой. Вдруг неожиданно жеребец дернулся, вырвал поводья из рук девушки и остановился.

— Вот незадача! Еще один упрямец на мою голову! Ну что же, будем здесь ночевать?! — Радмила посмотрела на кобылу. Жеребец, не обращая внимания на девушку и ее лошадь, медленно побрел в глубь леса.

— Ты не понравилась! Смирись, и тронемся домой.

Но Голуба так быстро сдаваться не собиралась и направилась вслед за жеребцом.

— Окаянная! — у рассерженной девушки на лице выступил румянец. Вороной конь вернулся к тому же кустарнику, где его и заметила Радмила и, тихонько заржав, стал пробиваться сквозь хрупкие ветки.