От матроса до капитана. книга 2 - Лев Михайлович Веселов

пройдет ни один мужчина, не сказав громкое "Вах — вах!", а каждый водитель автомобиля, проезжая в пределах видимости, ляжет грудью на кнопку сигнала, оглашая окрестности персональным сигналом.

Да что там говорить, разве на побережье Франции, Испании или Италии к тебе подойдет официант с подносом, на котором будет возвышаться гора фруктов и бутылки со словами: — "От нашего стола — вашему столу!"

Черное море! Это белые лайнеры — голубая мечта отдыхающих, на которых жизнь совершенно иная, очень похожая на ту, что в западных фильмах. А вечера?… что за чудные вечера, приносящие желанную прохладу, а не озноб с холодным туманом. В такие ночи можно не спать до утра, неторопливо потягивая "Телави" или "Черные глаза", ощущая рядом тело любимой женщины, твоей женщины, о которой ты боялся лишний раз вспомнить в море, чтобы не сойти с ума.

Черное море! Это целый день со своими сыновьями, забавными мальчишками, которые растут без тебя. На его берегах ты обязан научить их плавать, как рыба, ловить бычков и барабульку, ходить по горам и не бояться высоты и глубин.

Черное море, я буду любить тебя и приезжать к тебе каждое лето, пока не получу возможность показать жене, как заходит солнце в Океан, склоняются над водой пальмы на берегах острова Тенерифа с поднимающимся над океаном вулканом и пляжами с черным вулканическом песком. Мы будем любоваться красотами острова Родос, курортами испанских побережий, нырять в хрустальные воды Турецкой Ривьеры, но Черное море навсегда останется в памяти, как первая любовь…

В тот год мы задержимся там до августа, а на обратном пути заедем в Мариуполь к родителям, которые будут очень рады, особенно мама. Она стала значительно спокойнее, ей нравилась работа, которой она уделяла много времени. В семье, вопреки моему ожиданию, наступил мир. Я уезжал в Таллин, радуясь за них.

Время моего пребывание на берегу в это раз пролетело быстро. Для моряков оно меняет свое течение в зависимости от обстоятельств, то замедляя, то ускоряя свой бег. Если ты списываешься в отпуск, то оно сначала тянется от ожидания, пока не придет замена, затем ускоряет бег, но ты этого не замечаешь, жизнь на этом отрезке прекрасна, удивительна и, кажется, что все не так скоро кончится. Когда же настанет время уходить в море, оглядываясь назад, понимаешь, что время пролетело, и многое, что ты собирался сделать на берегу, увы, остается не исполненным.

И все же последние часы проводов тянутся настолько мучительно, что когда судно отходит от причала и он с провожающими скрывается за молом и стеной кранов, чувствуешь облегчение, и время начинает свой обычный бег, до первой стоянки на якоре.

КОРОНОВАНИЕ

С окончанием отпуска известили о том, что принято решение выдвинуть меня на капитанскую должность, в связи с чем я должен пройти утверждение во всех инстанциях. Бюрократическая система не велосипед, на педали ни нажмешь, чтобы раскрутить ее движение, и все началось сначала — службы, партком, ЦК КПЭ, словно второй раз принимали в партию, спрашивая теперь и мнение производственных специалистов. Я был не одинок, вместе со мной утверждались Иван Ловецкий и Аво Питк. Компания довольно нескладная по внешнему виду — два коротышки, не дотягивающие до метра семьдесят, и огромный, за два метра Питк, истинный прибалтийский богатырь. Рядом с ним на нас смотрели не то чтобы с сожалением, а слегка задумчиво: "Куда, мол, вы ребята собрались?"

Свой низкий, как теперь говорят, имидж мы осознали еще в самолете Таллин — Москва, когда, несмотря на одинаковый блеск капитанских нашивок, стюардессы не отходили от Аво, уделяя нам внимания не больше, чем летевшим вместе с нами пенсионерам. То же самое случилось и в приемной министерства, где секретарь обратилась первой не к нам, и не повстречай Иван своего однокашника, который после окончания училища предпочел работу в этом здании клерком, у нас могли возникнуть трудности с определением в гостиницу. При виде высокого красавца-капитана администратор гостиницы ВДНХ определила нас с Иваном в небольшой двухместный номер, а Аво получил большой одноместный. Блондинка лет сорока с пышной грудью и томным взором, ответила на наш немой вопрос голосом, не допускающим возражений: — Не может же такой большой мужчина спать в двухместном номере на маленькой кровати!

Кровать у него оказалась действительно широкая и со множеством подушек.

Утверждение в Министерстве ММФ — процедура серьезная, это не просто смотрины, а нечто большее, когда все же спрашивают меньше, чем дают. Сорок с лишним мужиков в ожидании заседания коллегии в беседах с руководящим работниками более недели набираются премудрости в отделах, постигая таинства руководства экипажем и взаимодействия с советскими представительствами за рубежом. Разумеется, были такие беседы, которые не открывали ничего нового, но в части коммерческой деятельности, связи, оперативного руководства флота содержали много нужного.

Особо "поучительными" являлись собеседования с представителями весьма придирчивого отдела — по работе с кадрами. Начальник его, Буслаков, весьма убедительно рассказывал о вреде пьянства, недопустимости встреч с женщинами других государств, тем более совершение с ними развратных действий. К своему удивлению, мы узнали, что многие капитаны не умеют пользоваться носовым платком, ножом и вилкой, забывают чистить обувь и стирать подворотнички. На вопрос капитана, утверждавшегося на танкер "Пекин", продемонстрировать это на примере, Буслаков оставил его одного, отпустив остальных.

Но выступления лекторов ЦК КПСС о международном положении были блестящими, как и беседы с заместителями министров, преподавателями английского языка, специалистами Главсевморпути и Аварийно-спасательных работ, и когда настало время предстать перед составом коллегии, мы переполнялись знаниями, как студенты- отличники.

Заседание коллегии проходило в специальном зале, весьма похожем на университетскую студию — амфитеатр. Большой длинный стол мест на двадцать занимали убеленные сединами и еще не поседевшие от государственных забот мужи, с шевронами явно завышенной ширины до локтя. Во главе стола сидел министр Бакаев в кресле, напротив — начальник первого отдела. Глядя на последнего, я вспомнил разговор во время собеседования с нашей группой. Закончив, он отпустил всех, попросив меня остаться. Листая папку с личным делом, достал копию последнего письма моего отца и спросил:

— У вас были проблемы с открытием визы? — Я пояснил.

— Место захоронение вашего отца не установлено, но недоразумение устранено. У меня к вам вопрос. Вы знакомы с этими документами? — И он положил на стол копии моего интервью во Франции.

— Знаком, — ответил я. — Но интервью я не давал.

— Нас интересует так называемый отец Андрей. После Кана он появлялся на причалах Антверпена, Остенде и Роттердама, а в