От матроса до капитана. книга 2 - Лев Михайлович Веселов

Лед, образовавшийся вокруг судна, оказался крепким и из своих объятий судно не выпускал. После двух часов работы винтами лед отступил, но стал усиливаться ветер, и вскоре сильно заштормило. От мысли следовать по назначению капитан отказался.

Мимо, словно по воздуху, проносились в парившей от мороза воде большие, не чета нам суда. Капитан вздыхал, его уже неоднократно запрашивали из пароходства, почему стоит, но каждый раз, посмотрев прогноз, он произносил одну и то же: — "Тпруу, ждать — не догонять, не ошибешься". Говорил он вообще мало, но знал массу прибауток, которые пускал вход и при хорошем, и при плохом настроении.

Снялись после третьего напоминания из пароходства, когда наступило некоторое затишье, но ветер оставался еще сильным, и мы, преодолевая его сопротивление, погребли против волны со скоростью не более пяти узлов. Чем дальше отходили от Скагена, тем больше хмурился капитан: прогноз не оправдывался, ветер не стихал, а вскоре наоборот резко усилился. Радист пришел с прогнозом около полуночи, капитан прочитал его, и я увидел, как он перекрестился.

— Пойдет на норд- вест, чиф, — произнес он тихо. — Придется возвращаться, если сможем благополучно повернуть. Не поднимая шума, проверьте закрытия, поднимите людей. Пусть тепло оденутся, возьмут спасательные нагрудники и будут в верхнем коридоре.

— Может, будем штормовать против ветра? — спросил я и тут же понял, что спорол глупость, лаг уже стоял почти на ноле, а судно едва слушалось руля.

Большинство экипажа собралось в столовой команды. Прошел по каютам, предупредил оставшихся. Паники не было, только тихо плакала повариха, делавшая на судне первый рейс. Заметил, что почему-то многие не смотрят друг другу в глаза. Когда все перешли в верхний коридор, поставил у стальных дверей выходов на палубу боцмана и самого сильного на судне моториста. Стармех, пересчитав своих, вернулся в машинное отделение ко второму механику.

Я вернулся на мостик и только здесь ощутил бешеную силу ветра. В мое отсутствие волны уже по-хозяйски распорядились на палубе, срубив стойки палубного груза, и каждая новая волна теперь стремилась выхватить из него как можно больше досок. Обтянуть караван в этих условиях было невозможно, и оставалось только ждать, когда он уйдет за борт весь или частично.

— Осмотримся и начнем поворот. Часть каравана ушла, глядишь, это и поможет, — сказал капитан.

Почему это может помочь, я не понял, вместо аккуратно уложенных досок на палубе был залом, похожий на заломы по берегам рек, по которым сплавляется лес. На первом трюме было почти чисто, доски остались только в проходах по бортам.

— Не будем терять время, чиф, начнем поворот, пока все видно, позвоните в машину, как там у них?

— Как в подбитом танке, все в дыму, ни хрена не видно, — доложил стармех.

— Чего так? — спросил я.

— Вентиляция хреновая, да вы там еще вентиляторы заливаете. У вас то как?

— Сам узнаешь, когда будем поворот делать, теперь все зависит от тебя.

— Все сделаю, — понял меня стармех, — вы только знать дайте, когда все из табуна моего выжать.

Капитан, не отрываясь от иллюминатора, махнул рукой: — Вниз, чиф, вниз. Ты мне там нужен. Нагрудник сам-то одень. Я два звонка дам, когда тебе подняться.

Не раз в последующие годы мне придется попадать в подобные шторма, разное при этом буду испытывать, но не дай бог еще раз остаться внутри закрытого пространства, не видя своими глазами, что происходит наверху. И, наверное, после того случая, я стал испытывать легкое чувство клаустрофобии, которого ранее не знал. Двадцать минут тянулись бесконечно, и только необходимость не выдать на людях желания подняться в рубку без команды помогла мне справиться с собой.

Два или три раза судно ложилось на борт так, что казалось, уже больше не встанет, мы падали и поднимались, но никто не закричал, только кусали губы и крепко держались друг за друга. Вскоре теплоход стал меньше крениться и качался уже совсем иначе, волна ударяла в корму надстройки, шлепала, как мать по попе непослушного ребенка, подгоняя вперед. Стало понятно, что мы благополучно повернули. Звонки раздались, когда я уже поднимался на мостик.

— Ну, чиф, Он нас простил, попьем еще водочки! — Капитан повеселел, только в голосе его появилась хрипота сильно уставшего человека. — Зови второго, а я пойду, подштанники сменю, это вам молодым хорошо, а у меня, пенсионера, краник уже текёть. Скорость не увеличивай, да рулевого замени, дай ему стакан конька из моего запаса, а то он до конца так и не очухается. Не дай бог умом тронется, ведь молодой еще.

Мы шли обратным курсом к Скагену с волнением и ветром слева в корму, с каждой волной теряя остатки палубного груза. Волны уже не хозяйничали, как прежде, а словно негры в Африке, выскакивали на палубу из темноты, выхватывали доски и убегали в море. Самые высокие из них добиралась до шлюпочной палубы, с шипением разбивалась на крыле мостика. Было слышно, как постукивают о кильблоки шлюпки на ослабевших найтовах. Словно поняв меня, появился боцман.

— Чиф, может, мы с плотником аккуратненько подтянем найтовы? Я спросил "старика", он требует подождать.

— Правильно требует. Незачем рисковать, когда дело идет к улучшению. В проливах ветер если и не ослабеет, волна будет меньше, а там, глядишь, к шхерам и в лед уткнемся. Мороз уже неделю стоит, у шведских берегов лед должен быть.

— Ладно, — басит боцман, — а что с поварихой будем делать, она, как мягкий кранец, а все жрать хотят.

Это хорошо, подумал я, раз есть хотят, значит отходят.

— Возьми хлеба, большую банку икры из капитанских запасов, кипяток в бойлере есть. Гуляйте за благополучное окончание, да про нас на мостике не забудь.

Когда мы вошли в лед, работал только один двигатель, второй пришлось остановить, у него грелся дейдвуд — резко возросла нагрузка.

— Ну, что я говорил, чиф! — торжествовал окончательно повеселевший капитан. — А ты предлагал штормовать! У нас же не двигатели, а швейные машинки. Это спасибо еще нашему деду, у другого они бы раньше прокисли. Заруби себе это на своем курносом носу — через шторм можно ходить только с надежными двигателями, такими как МАН или Зульцер.

Через два дня, после переговоров с пароходством и шведами, военные водолазы смотали с винта и вала обрывки стального троса — оборванные серьги крепления палубного груза, и мы продолжили плавание по назначению. В небольшом и уютном Инвернесе простояли больше месяца. Гостеприимные горожане, узнав из местной газеты о наших приключениях, обо всем поведал любопытный лоцман, отнеслись к нам с большим вниманием и заботой,