Игра Первых - Юлия Качалова

– Убийца волков умертвил Душителя голыми руками, – мрачно сообщил волк. – Правда, и ему досталось от наших зубов, но он выживет. Ему на помощь быстро подоспели охотники из стаи лесных людей, и мы были вынуждены отступить. Потом лесные люди передрались между собой – по-моему, выясняли, кому быть вожаком в их стае. Однако убийца волков залижет свои раны, а лесные люди закончат драться прежде, чем вы удалитесь на безопасное расстояние.

Синголь опустила талисман, который Алзик вложил ей в ладонь, когда они выбирались из шатра. Напрасно слуга Хунгара требовал, чтобы толмач забрал амулет у мальчишки – кулон сжимала девушка, но Апанхур об этом не догадывался.

– Что предлагает волк? – спросил симхаэт, когда дочь передала ему известия.

– Для начала отдохнуть. В погоню за вами бросятся, но не сегодня.

– Волк прав: если не отдохнуть, мы совсем лишимся сил. – Горбун поднялся с земли. – Я осмотрю окрестности, поищу укрытие для твоего друга, Синголь.

– Лунный человек не умеет грызть и жевать, – жаловался девушке Клык. – Мясо не для него. Мне пришлось заставить его съесть заячью печень, но это было почти сутки назад. С тех пор он ничего не ел. Говорил, что любит малину, медведь безволосый! Найди ему малину или придумай, чем кормить, не то он сдохнет с голоду.

И снова волк был прав. Требовалось позаботиться не только об убежище, но и о воде и пище, иначе они все протянут ноги. Вскоре вернулся отец и сообщил, что нашёл укрытие для Алзика. Им оказалась ловушка вроде той, в которую угодил невезучий Пышка. Раскидали ветви, первым в яму спустился симхаэт и, поднатужившись, вырвал заострённые колья.

Волку убежище совершенно не понравилось.

– Здесь умирали звери. Много зверей, включая волков. Я чую запах их мук.

– Вся земля – одна большая братская могила, – возразил горбун. – Мы сейчас не в том положении, чтобы привередничать.

Клык отдыхать возле ловушки отказался наотрез и, прихрамывая, потрусил в своё логово, пообещав вернуться к людям с восходом луны. Синголь помогла отцу расстелить на дне ямы одну из шкур и спустить охоя. Отец остался с Алзиком внизу, а девушка выбралась и набросала поверху сучья. Подумав, укрыла их второй шкурой как пологом. Чем не «шатёр»? Удовлетворённая результатом своих трудов, Синголь заглянула внутрь.

Отец держал возле рта Алзика сосуд, изготовленный из маленькой грушевидной тыквочки, и упрашивал сделать глоток:

– Этот бальзам не очень приятен на вкус, но придаёт бодрости. Давай, парень, попробуй.

Алзик глотнул и закашлялся.

– Хорошо, хорошо, – горбун мягко похлопал юношу по спине. – Сделай ещё пару глотков.

Добившись результата, симхаэт закупорил тыквочку и вдел горлышко в петлю. Верёвку, обмотанную вокруг его пояса, унизывали такие же петли, в которых болталось ещё с полдюжины тыквенных сосудиков. Когда отец, кряхтя, вылез из ямы, Синголь пристроила шкуру-полог и поспешила на поиски еды.

Малины в окрестностях не оказалось, зато удалось набрать диких яблок и черники. Нашла она и маленький подземный ключ, напилась, умылась. Поискала, во что бы набрать воды для Алзика. Вогнутый кусок коры, по форме напоминавший пригоршню, показался вполне подходящим. Если не удастся донести воду в коре, она попросит у отца одну из тыквочек и снова вернётся сюда. Синголь двигалась аккуратно, стараясь не расплескать воду, не рассыпать яблоки и ягоды, сложенные в подол жалкой грязной тряпки, в которую превратилась прекрасная новенькая туника.

Солнце передвинулось к западу, в чащобе стало темней и прохладней. Отец, скрючившись, уснул прямо на земле, рядом с замаскированной ямой. Шкуры не укрывали его искалеченного тела, покрытого множеством шрамов, и у Синголь навернулись слёзы. Боги, сколько же он вынес! Спустив в яму кору с остатками воды, чернику и яблоки, она снова вылезла, укрыла отца снятым с сучьев пологом. Набрала веток, скинула их в яму, спрыгнула сама и заделала ветками лаз изнутри.

Алзик спал, поджав колени к животу. Синголь как обычно пристроилась к юноше со спины, просунула ладонь ему под щёку и сделала долгий выдох, отпуская напряжение ужасных последних дней. Вдруг щека охоя оторвалась от её ладони, и Синголь ощутила прикосновение губ к тому месту на своём запястье, где бьются голубые жилки. Прикосновение повторилось, потом Алзик повернулся к девушке лицом. Прикосновения сухих губ к её векам были лёгкими, как скольжение лучей по воде. Синголь почти не дышала, угадывая, какого места его губы коснутся в следующий миг – уголка глаза, лба, щеки, уха…

– Я так за тебя боялся… – шепнул Алзик в завитушку её волос.

Обвив руками шею друга, Синголь крепко прижалась к нему:

– А я за тебя!

* * *

– Держи. – Симхаэт протянул дочери палочку с заострённым концом, на которой дымились нанизанные грибы.

Подув на грибы, Синголь положила угощение остужаться и попыталась засунуть Алзику в рот ещё одну ягоду.

– Не стесняйся, черника не повредит цвету твоих зубов! – веселилась девушка.

Охой уворачивался, насмехаясь ей в тон:

– У тебя самой от ягод язык чёрный! Высуни язык, Синголь! Покажи, какого он цвета!

Глядя на их смеющиеся лица, мужчина вспоминал, что когда-то такие же ликующие глаза были у Сингрид, а его самого наполняла бесшабашная радость, какой светился сейчас этот не приспособленный к их миру парнишка.

– Ты помнишь моё имя? – обратился симхаэт к дочери, пробуя ножом готовность запекающихся в золе клубней.

Он успел подобрать нож, неудачно брошенный в охотника, и оружие превратилось в полезнейшую вещь. Горбун даже сплёл для него некое подобие ножен, и те теперь соседствовали на верёвочном поясе с сосудами из тыквочек.

Смех Синголь оборвался.

– Сим… Сим… – забормотала девушка, сгорая от стыда.

Она забыла! Забыла, как зовут родителей! Конечно, позже их имена всплывут в памяти, но вот сейчас, когда отец спрашивает, она не в состоянии вспомнить!

– Разумеется, Сим… – хмыкнул симхаэт. – Имена мужчин народа Симха начинаются с Сим, а имена женщин с Сим или Син. Ладно, не терзай свою память, Синголь. Для крошки, какой ты знала нас, имена родителей неважны, а потом, верно, ты редко их слышала.

Горбун поддел лезвием запечённый клубень, выкатил его из золы, положил на плотный лист, служивший блюдом, поднялся с корточек и поставил блюдо перед охоем.

– Моё имя Симгóин.

Алзик вскинул на него светлые глаза и кивнул.

Симхаэт обернулся к дочери:

– Имя твоей матери Си нгрид.

Он снова вернулся к остаткам костра и достал следующий клубень.

– Ты расскажешь, что с вами случило сь? – тихо спросила Синголь.

– Когда-нибудь. – Симгоин поставил блюдо с клубнем перед дочерью. – Сейчас у нас более важные задачи. Клык совершенно прав.