История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века - Фредерик Дар

И всё же Аркольский мост, поверь мне, ничего общего не имел с Танкарвильским мостом[193]в связи с тем, что Альпоне можно было перешагнуть без каких-либо усилий. Но Бонапарту удалось взбить пену в этой речушке. Французы, которые не знают географии, даже не задумываются, на какой реке находится Арколе. Я знаю это местечко и уверяю тебя, что не отчего так уж задирать нос. Напо увидел, какую пользу можно было извлечь из этой преграды в рекламном смысле. Вместо того чтобы применить талант полководца, он поработал как инженер. Мост стал отправным пунктом его славы! И он возвращается, сгибаясь под тяжестью лавровых венков, под крики, овации, с почётом… Настоящий идол! Азнавур со штыком! И с большими данными. Неоспоримый тактический ум, умение быстро маневрировать, и вскоре мы убедимся в том, что он ещё и великий администратор. У него множество способностей и амбиций. Более того, у него есть везение и, как высший дар богов, память. Да, память, мой Берю! Это много! Государственный человек не может делать карьеры без неё, ибо он должен помнить обо всех обещаниях, которые ему придётся забыть.

— Не отвлекайся! — теряет терпение Толстяк.

— По возвращении во Францию, после того, как он упился славой и устроил Жозефине триумфальную арку с качалкой, он понял, что он военнопленный. Он привлекает к себе внимание победами и лишь новыми победами сможет удержать себя на должной высоте. Чтобы творить дальше легенду, он отправляется на войну в Египет.

— Как Ги Молле?[194]

— Да. Но ему понадобилось больше времени, чтобы проиграть её, а это уже не так смешно. И потом, ему пришлось воевать против англичан, a не вместе с ними. На суше он, конечно же, одержал победу, но пока он махался, ростбифы потопили французский флот. Наполеон вернулся едва ли не пешком, что означало конец пути. Он возвратился с бледным видом. В общем, он уезжал только для того, чтобы возвращаться. На этот раз он не ждал фейерверков в свою честь. Он вернулся один, в спешке, оставив армию Сфинксу…

— Для солдат местечко неплохое, — одобряет Толстяк.

— Понимаешь, если уж народ решил любить кого-то, этот кто-то может делать самые худшие из пакостей, и они превратятся в подвиги. Бонапарта встретили в исступлённом восторге. Он тут же думает — а не пришёл ли час засучить рукава и попытаться стать Наполеоном?

Песок Нила позолотил его. В те времена большой туризм всё ещё вызывал восхищение. Для народа подвигом было уже то, что он вернулся из Каира. В наше время, когда любой отпускник может раздавить флакон в Дамаске и закусить икрой в Москве, в египетское чудо даже трудно поверить.

Берюрье зевает.

— Тебе скучно?

— Нет, это мой завтрак с потрохами даёт о себе знать, — оправдывается Ужасный. — Наоборот, давай дальше, я весь внимание.

— По возвращении Бонапарта вторая Директория переживала кризис. Талейран и Фуше плели заговор с целью изменить Конституцию. Но этим господам недоставало шпаги, чтобы подкрепить свои аргументы. Бонапарт появился в нужный момент и предложил им свою. Его назначают командующим Парижским гарнизоном. Происходит государственный переворот 18 Брюмера, который на деле осуществился лишь девятнадцатого. Эквивалент Национального собрания назывался тогда Советом пятисот. Председателем был Люсьен Бонапарт, брат Наполеона. Логически всё должно было проканать. Но, увидев генерала, который лез на трибуну, депутаты допёрли, что их развели как детей и что может наступить диктатура. И тогда они зашикали на будущего императора и освистали его.

— С таким характером, как у него, мужик, наверное, полез в пузырь! — шутит Доблестный.

— Вовсе нет, это был единственный раз в его жизни, когда он выглядел жалким. Трибуна Собрания всегда обескураживает тех, кто туда поднимается с задней мыслью. Он путался в словах, нёс пургу. У него вконец отказали тормоза, и он потерял педали. Да так, что один из его корешей сказал ему буквально: «Выйдите, генерал, вы сами не знаете, что говорите». И он вышел. В какое-то мгновение казалось, что всё рухнуло, и Франции не суждено было стать империей. Но Наполеона спас его братец. Он приказал охране взять в оцепление депутатов. И гренадёры выполнили приказ под барабанный бой. Недовольные срывались через окна. Была задержана кучка трусов и сочувствующих, и их заставили принять наспех закон, согласно которому Директория объявлялась низложенной и провозглашалось Консульство. Наконец Наполеон становится первым консулом, уже в передней империи!

— А мы, — объявляет Его Величество Берю Первый, — мы уже в студии Биланкур.

Мы находим продюсера. Он занят тем, что разговаривает по телефону с банком и пытается превратить свои продюсерские чеки в обеспеченные. Похоже, у него это не очень получается, потому что последний день перед постом уже давно прошёл. После того как он положил трубку, его продюсерский лоб избороздили морщины. Не иначе как его бюджет нуждается в возбудителе, чтобы стать немного бодрее. Съёмки фильма — это как бутоны на спарже: ты видишь, как они появляются, но не знаешь, сколько это будет продолжаться.

Он смотрит на Берюрье и сухо его спрашивает:

— Вы не видели объявления в коридоре?

— Нет, — бормочет Здоровяк.

— Массовка уже набрана!

Я смеюсь и показываю ему удостоверение. Сразу же его лицо становится радушным, и если бы продюсер был способен краснеть от смущения, он бы, наверное, покраснел.

— Прошу меня извинить. Очень любезно с вашей стороны, что вы беспокоитесь из-за таких пустяков. Входите!

Мы располагаемся в двух вращающихся креслах, и месье Сезетрантсенк (его имя) предлагает нам два виски и «Дюбоне´» от Чинзано (есть пепельницы для рекламы этой престижной марки из салона Жозефины Богарне), после чего он нам излагает подробности дела. Вчера вечером он занимался тем, что подписывал чеки (в минуту забытья или с усталости, как я полагаю), и его позвали на съёмочную площадку, чтобы устранить разногласие между режиссёром и звездой. В спешке он оставил свою ручку на столе. Когда он вернулся, предмет для успокоения кредиторов исчез. Утрата довольно ощутимая, ибо это была авторучка с прямой инжекцией, из литой платины и с колпачком из крупного бриллианта. Коллекционная вещица, которую ему подарил магараджа Лабаба в знак благодарности за шедевр кинематографа под названием: «Вырезанные кадры с Б.Б.».

В студии все бегают не переставая. Из временно сидящего персонала мы имеем директора студии, бухгалтера, режиссёра и секретаршу. Все они вне подозрений, как считает господин Сезетрантсенк[195], которого между собой называют 16–35. Но это мы ещё посмотрим…