Запечатанное письмо - Эмма Донохью

Фидо почти восхищалась легкостью, с какой адвокат швырял в зал эти возмутительные предположения.

— Нам говорили о пылких разговорах, тайных встречах и свиданиях, — говорил Хокинс, — но все эти показания косвенны и противоречивы. Мы выслушали не факты, а умозаключения свидетелей, которым трудно верить, в том числе оскорбленную экономку, лакея, уволенного за грубые приставания к служанке, а также явно враждебно к ней настроенную ее бывшую подругу Эмили Уотсон. — Адвокат многозначительно выпятил губу. — Большинство этих так называемых показаний представляют собой откровенную фантазию. Мой ученый друг просил вас, в частности, поверить, что леди и джентльмен могут совершить прелюбодеяние, стоя на набережной при свете полной луны! Или на скамье каюты шириной всего двенадцать дюймов во время поездки на гондоле, которая занимает не больше десяти минут!

— Хватит и трех минут! — кричит кто-то с галереи. Следует взрыв хохота.

Фидо сгорала от стыда. В этом многолюдном душном помещении говорили невероятные вещи: это же настоящий ад в центре столицы, где все превращается в грязь, словно посредством какой-то таинственной алхимии.

После краткого перерыва, во время которого судья Уайлд приказал найти и выставить из зала хулигана-крикуна, он сделал замечание Хокинсу.

— Пусть суд простит мне все эти подробности, ваша честь, — величественно произнес Хокинс, — поскольку этим инструментом я намерен разбить толстые слои инсинуаций, которые грозят поймать в ловушку мою клиентку.

Затем он вызвал одного за другим своих свидетелей: еще одного лодочника, который отрицал, что гондола слишком сильно накренялась в те вечера, когда на ней находилась миссис Кодрингтон с кем-либо из своих спутников; еще одного бывшего слугу, который утверждает, что на Мальте в спальне миссис Кодрингтон обычно спала горничная. Фидо почти их не слушала, охваченная волнением, свойственным актерам перед выходом на сцену: когда ее вызовут?

Перейдя к лондонским показаниям, Хокинс признал, что клиентка действительно скрывала свои встречи с полковником Андерсоном, по чистой случайности получившим отпуск в это же время, но «исключительно по той причине, что истец начал проявлять необъяснимую враждебность к своей жене, продолжающей в Англии независимый образ жизни, к которому привыкла на Мальте», — пояснил он.

— Что же касается так называемого любовного свидания в отеле «Гросвенор», то нам не был предъявлен ни один свидетель из этого отеля, так же как и никаких доказательств, что полковник Андерсон снял спальный номер. Вряд ли они с миссис Кодрингтон могли совершить акт измены в комнате для чая! Такой же ловкий трюк мой ученый друг проделал в отношении черновика письма, обнаруженного в письменном столе ответчицы, — продолжил он свое стремительное нападение. — Не доказано, что она отправила письмо адресату; черновик может представлять собой просто разговор с самой собой, излияние эмоций. В любом случае характер письма показывает, что оно написано не закоренелой прелюбодейкой любовнику, а расстроенной леди своему платоническому другу накануне его поспешной женитьбы. Не стану отрицать, что замужней леди не пристало писать подобные письма, но, если говорить по существу, то его грустный тон и самые добрые и искренние пожелания счастья адресату ни в коем случае не могут служить доказательством, что между ними существовали какие-либо предосудительные отношения, тем более предполагающие ее измену супружескому долгу.

Хокинс сделал паузу и отпил воды. Фидо готова была аплодировать ему.

— Но я допускаю, что кое на кого из джентльменов жюри могли повлиять эти мелкие и вводящие в заблуждение эпизоды, откопанные агентами и советчиками истца, — сурово произнес Хокинс. — Вот почему в контробвинении ответчицы указывается, что, если вас ошибочно вынудили счесть ее виновной в прелюбодеянии, она желает поставить вас в известность о серьезном пренебрежении своим долгом и о жестоком обращении со стороны ее мужа, что могло бы привести к этому преступлению, если оно вообще имело место.

Его предложения становились все более тяжеловесными и запутанными. Видимо, адвокату трудно было делать вид, что он верит своему клиенту. Или все адвокаты лгуны по определению? Умей обманывать, тогда станешь хорошим адвокатом. «Когда женщинам будет доступна любая профессия по их выбору, — думала Фидо и сама поразилась абсурдности своей мысли, — Хелен Кодрингтон сможет стать очень хорошим адвокатом».

— Прежде всего, поговорим о пренебрежении своим долгом супруга, — деловито предложил Хокинс. — Безразличие и фактическое игнорирование им потребностей его очаровательной юной жены проявилось сразу же после их переезда из Флоренции в Англию. Оказалось, от нее ожидали, чтобы она изо дня в день занималась лишь домашним хозяйством, вынашивала его детей и ухаживала за его умирающим отцом. Джентльмены, призываю вас обратить внимание на это обстоятельство: игнорируя потребности своей жены в мужском внимании и развлечениях, истец тем самым толкал ее искать их самостоятельно, без супружеской защиты, подвергаясь злобным сплетням света.

Голос его становился зловещим.

— Но он пренебрегал не только этими интересами. Последний отпрыск этого брака, их младшая дочь, родилась в 1853 году; и приблизительно через четыре года, когда у ответчицы кончилось терпение, а сердце ее было разбито, она наконец с достоинством потребовала себе отдельную комнату. — Он выдержал многозначительную паузу, чтобы аудитория прониклась важностью момента. — Поскольку истец, как нам было сказано, время от времени заходил в комнату своей жены — дверь ее не запиралась, — можно сделать вывод, что именно по его согласию или даже по его желанию супружеские отношения ни разу не возобновлялись в течение последующих семи лет. Вряд ли нужно напоминать вам, джентльмены, что дело супруга, а не супруги требовать исполнения супружеского долга.

Фидо следила за выражением лиц присяжных: кто-то самодовольно усмехался, кто-то был явно смущен.

— Чтобы более ярко осветить этот деликатный предмет, я вызываю капитана королевского флота Стрикленда.

Стрикленд оказался очень застенчивым рыжим военным моряком, бывшим на Мальте в подчинении у Гарри.

— Не жаловалась ли вам с горечью ответчица, что муж не посещает ее по ночам? — спросил Хокинс.

— Да, было дело.

— Хорошо. А истец когда-либо спрашивал, сколько у вас детей?

Мрачный кивок.

— Я сказал, двое.

— А что он сказал на это?

— Он сказал: «Этого вполне достаточно. Послушайтесь моего совета и больше детей не заводите».

По залу пронеслись неодобрительные шепотки.

— Как вы думаете, он говорил просто о воздержании, — многозначительно и мрачно уточнил Хокинс, — или, прошу у суда прощения, об использовании специальных средств для предотвращения зачатия?

— Точно не скажу, что я тогда подумал, — почесывая висок, пробормотал Стрикленд.

— Истец выражал сожаление по поводу того, что у него всего двое детей?

— Нет-нет, скорее гордость.