Как мы едим - Би Уилсон

Но, глядя на современную сферу продовольствия, полную противоречий, нельзя сказать, что «они больше никогда не голодали» – счастливый конец для нас. Появились новые проблемы, причиной которых стал рацион. Наша реальность – это двухлетние дети, которым удаляют все зубы, потому что они пьют слишком много сладких напитков, или взрослые, у которых ампутированы конечности из-за диабета второго типа. Наша сельскохозяйственная система все еще работает на производительность и урожайность, хотя проблемы, стоящие перед большинством людей на планете сейчас, – это чрезмерное потребление калорий при слишком маленьком количестве полезных веществ.

«И они никогда больше не голодали» не похоже на хеппи-энд ни для «худых полных» детей Индии, ни для западных потребителей с низким доходом и нехваткой времени, которые пытаются заглушить чувство голода, поедая упакованные снеки. Эта история не поможет нам исправить засилье монокультур в глобальной стандартной диете или безумное количество сахара и рафинированного масла в рационе большинства людей при недостатке полезных микроэлементов. Эта упрощенная история не спасает нас от расстройств пищевого поведения. Более того, голод не удовлетворяется только потреблением питательных веществ.

Привязанность к идее никогда не чувствовать себя голодным объясняет многое (хотя и не все) в нашем нерациональном пищевом поведении. Когда мы едим, мы часто опасаемся не того. Нам не нравятся маленькие порции, а тех, кто советует есть меньше (мяса или сладкого), воспринимаем как злую ведьму из сказки. И наоборот, когда мы смотрим на приторный капкейк, чья питательная ценность равняется 500 ккал, покрытый более чем достаточно масляным кремом и декоративной посыпкой, размером вдвое больше, чем в 1980-х, мы видим только радость, праздник и хеппи-энд.

Нам нужно поменять наше отношение к еде, приспособиться к окружающему нас сейчас изобилию и выработать лучший способ питания. Учитывая, как часто в прошлом люди меняли свою культуру питания, есть все основания надеяться, что странный период, который мы сейчас проживаем, – не последняя глава, а лишь очередной этап, который наши правнуки будут вспоминать с недоумением, так же, как мы сейчас думаем о вождении машины без ремней безопасности или о том, как сигареты когда-то рекламировали как лекарство от астмы. «Что?! Люди давали своим детям разноцветные колечки в сахарной глазури на завтрак? И закон позволял писать на их упаковке, что это „правильный выбор“?»

Я надеюсь, что мы сможем как-то перебраться с четвертого этапа эволюции питания на пятый. Как объясняет Барри Попкин, пятая стадия будет новой моделью питания и жизни, и она наступит через «изменение поведения». Перемены произойдут во всем, и в культуре тоже. Как и в Южной Корее, на пятом этапе сохранится богатство четвертого периода, но его отличие будет в более сдержанном способе питания с акцентом на овощи. Лично я бы хотела сохранить кимчи и новые интересные способы современной кулинарии, но убрала бы «чистое питание» и чувство вины. На пятом этапе из напитков предпочтение должно быть отдано воде, а употребление «калорийных жидкостей» нужно сократить. Увеличится количество «целенаправленной активности», ведь людям необходимо перестать зависеть от автомобилей, и вернуться к ходьбе или поездкам на велосипеде. Хочется надеяться, что после огромного распространения болезней, связанных с питанием, пятая стадия приведет к снижению заболеваемостью НИЗ и ожирением. Я лично надеюсь, что мы также перестанем вешать клеймо на полных людей и поймем, что важнее здоровое питание, а не красивые тела в Instagram. Еда снова будет питать нас, а не делать нас больными[341].

Однако мы не достигнем этого без посторонней помощи. Другими словами, правительства и общественные организации должны будут внести свою лепту.

Как написала журналистка Фелисити Лоуренс в 2018 году, становится все яснее, что изменение этой сферы требует вмешательства государства: «Конечно, можно бороться и по одиночке, но к серьезным результатам это не приведет»[342].

Почему-то даже в момент массового ухудшения здоровья населения идея о том, что правительство обязано помочь своим гражданам правильнее питаться, кажется нам крайне сомнительной. Каждый раз, когда кто-то предлагает принять закон о реформах в продовольствии, раздаются гневные крики о «государстве-няньке!». В 2012 году в Нью-Йорке широкий протест вызвало предложение мэра Блумберга об ограничении на размер тары, в которой продаются сладкие безалкогольные напитки – не более 0,5 литра. Чтобы было ясно: предложение Блумберга не задумывалось как запрет на газировку, и оно не было похоже на нормирование. Граждане все равно смогли бы покупать столько газировки, сколько хотели. И все же закон Блумберга, который был отменен в 2014 году Нью-Йоркским городским советом по здравоохранению еще до его принятия, осуждался как фактическое нарушение личной свободы. «Кажется, он верит, что самая высокая цель правительства – указывать людям, как им жить, до мельчайших подробностей», – заметил один из критиков мэра[343].

Причина такого явного сопротивления государственному вмешательству в сферу продовольствия, на мой взгляд, в человеческом подсознании: с самого детства мы ненавидим, когда нам говорят, что надо и не надо есть, это вызывает у нас бунтарские настроения. Это известно любому родителю, который пытается накормить привередливого ребенка. «Ой, только не надо мне указывать!» – первое, что приходит в голову, когда я читаю утвержденные правительством листовки о правильном питании, в которых советуют употреблять рисовый пирог со сливочным сыром в качестве перекуса. А я люблю сливочный сыр.

В прошлом мы были довольны, когда правительство от нашего имени защищало продовольствие, контролировало, чтобы нам хватало еды. С древних времен основная роль государства была в том, чтобы зернохранилища были полными и продовольствия было достаточно. Даже цель военного нормирования в том, чтобы убедиться, что каждый человек имеет свою долю, хоть и уменьшенную. Моя мама, которая родилась в 1941 году, до сих пор со слезами благодарности вспоминает бесплатный сироп из черной смородины, который британское правительство выдавало детям до пяти лет во время войны, чтобы они получали достаточно витамина С.