Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

сборщик налогов Шатле посмел оскорбить судебного исполнителя Парламента и угрожал, «что еще хуже сделает», Парламент отправил этого сборщика в тюрьму Шатле, а «двух сержантов обедать в его дом» (15 мая 1403 г.). О том, что подобная форма увещевания была весьма эффективна, свидетельствует тот факт, что этот сборщик через три дня на коленях умолял Парламент его простить (18 мая 1403 г.). Когда король просил посоветовать ему, как собрать очередной налог, Парламент среди прочего предложил предупредить тех, кто отказывается платить, что в его дом будут посланы едоки (mengeure), считая такую угрозу вполне эффективной (1 июня 1417 г.). Ту же меру воздействия применил Парламент в отношении Гийома Ле Клера, генерального правителя финансов, за небрежение в поиске средств для выплаты жалованья парламентариям, отправив в его дом гарнизон и обещая увеличивать его состав пропорционально упорству чиновника (crescente contumacia) (2 октября 1419 г.). Когда арестованный по решению первого президента советник Парламента был отпущен, он попросил, «чтобы едоки, которые разместились гарнизоном в его доме, были бы удалены и вернули его имущество» (10 сентября 1429 г.). Столь же суров был Парламент и в отношении своего чиновника, отказавшегося вместе со всеми оплачивать отправку очередной депутации к регенту в Руан: к нему в дом отправили двух судебных исполнителей в виде гарнизона, и вскоре тот со слезами умолял Парламент простить его (28 августа 1431 г.). О том, что функции посланных судебных исполнителей были идентичны функциям едоков, говорит такой факт: в конфликте Парламента с епископом Парижа по поводу завещания покойного прокурора Парламента епископ послал в дом этого прокурора «сержантов, которые пили и ели и расхищали имущество» вопреки сделанной Парламентом описи (5 января 1430 г.).

28. Процессия в XIV в. (Национальная библиотека, Париж)

Одной из форм воздействия Парламента на общество являлась важная в компетенции института функция — публичное оглашение в залах королевских указов и ордонансов. Парламент придавал этой функции особое значение, поскольку в ней заключалась общественная роль учреждения как хранителя законности в стране. Поэтому к нему обращались различные политические силы, искавшие возможность высказать свою позицию и сделать ее достоянием общества. Так, Филипп Храбрый в период конфликта с герцогом Орлеанским избрал Парламент как орган, способный донести до общества его позицию в отношении вводимого, по его мнению несправедливого, налога. Написав в Парламент письмо, где он объяснял свою позицию, Филипп Храбрый в конце просит Парламент об услуге: «Просим вас и очень настойчиво умоляем, чтобы вы прочли и позаботились прочесть и обнародовать один или несколько раз это (письмо) в Палате Парламента в присутствии тех, кто захочет его услышать» (20 мая 1402 г.).

Парламент как место политической пропаганды, прежде всего королевской, имел разработанную процедуру объявления различных указов и неукоснительно ей следовал, поскольку только в таком случае процедура имела смысл, собирая в зале Парламента тех, кто хотел быть в курсе таких указов. Например, когда в Парламент пришли несколько дворян от короля с его указом о назначении герцога Бургундского генеральным советником финансов (результат его успешной пропаганды против налоговой политики герцога Орлеанского, у которого эта должность отбиралась), с просьбой как можно быстрее объявить этот указ, Парламент собрал на совет чиновников двух палат и в итоге решил «объявить его публично вдень слушания дел, как принято для подобных писем, и тогда на нем будет написано секретарем "объявлено и прочитано" в такой-то день» (publicata ct lecta tali die). Если же герцог Бургундский будет настаивать на скорейшем объявлении и нарушении процедуры, тогда оно будет объявлено из окна первым судебным исполнителем, но не зарегистрировано, «согласно стилю Парламента» (1 июля 1402 г.).

Процедура объявления королевских писем и указов была по виду проста: объявление делал президент, когда после слушания дел объявлял приговоры; если же была спешка, это делал судебный исполнитель из окна большой залы Парламента (27 июля 1404 г., 25 мая 1417 г., 10 октября 1418 г., 30 сентября 1419 г., 3 июля 1421 г.). В этой простой процедуре Парламенту отводилась всего лишь одна функция: объявить то, что решил король. Однако Парламент использовал эту функцию для повышения своей власти в государстве и превратил ее в функцию одобрения королевских указов. Поэтому формула внизу любого королевского указа «прочитано, объявлено и записано» (lecta, publicata et registrata) на деле означала одобрение Парламентом данного указа. И если Парламент не был согласен с указом, он отказывался его объявлять, как это было, например, с решением англо-бургиньонских властей отменить «старые свободы церкви Франции»: по требованию канцлера секретарь подписал внизу указа об отмене прежних ордонансов заветную формулу, чем вызвал скандал в Парламенте, поскольку из этой формулы «можно было заключить, что Палата одобрила письма» (31 марта 1419 г.).

Так функция объявления указов и решений короля была превращена Парламентом в укрепление образа хранителя законов, защитника правопорядка и, выходя за рамки судебной работы института, связывала его с обществом[391].

В еще большей степени такая связь Парламента с обществом нашла воплощение в мощной идеологической пропаганде — участии парламентариев в процессиях в Париже, ставших заметным явлением именно в изучаемый период. Динамика этих процессий, их идейная направленность свидетельствуют об общественной позиции парламентских чиновников, использовавших процессии для политической пропаганды в русле политики института на поддержание главных ценностей — мира и порядка. Политические процессии в этот период были преобладающей формой пропаганды: так, за 10 лет (1421–1430) Парижский университет организовал столько же процессий, сколько за остальные 90 лет XV в. Подсчитано, что из 100 процессий, в которых участвовал Парламент в XV в., 50 приходится на 1418–1436 гг. — период англо-бургиньонского правления[392]. Из этого исследователи делали вывод о соучастии чиновников «пробургиньонского», «ланкастерского» Парламента в организованной властями пропаганде своего режима. Насколько этот Парламент был действительно лоялен, мы уже видели. А вот какие цели преследовали парламентские чиновники, участвуя в процессиях и даже организуя их, стоит понять, поставив их в контекст общих идейных установок института в XV в.

О том, какое значение придавал Парламент участию в этих процессиях, говорит тот факт, что в большинстве случаев он ради них прекращал работу. Зная о приверженности парламентариев бесперебойной работе института, которая была мерилом их отношения к любым событиям в стране, можно судить, насколько важным должно было быть для них участие в процессиях, если ради этого прекращалась работа: об этом секретари регулярно сообщали в протоколах: «Суд не работает» (Curia vacat)[393].

Вторым важным моментом, на который стоит обратить внимание, был факт организации самим Парламентом части этих процессий, помимо присоединения к организуемым другими — Парижским университетом, епископом Парижа и т. д. (27 августа