Первая формула - Р. Р. Вирди

от тянущихся ко мне рук: кто-то просто хотел похлопать меня по спине, другие желали привлечь внимание. Ничего, через несколько минут публика забудет обо мне и о моем представлении. Их мысли займут еда и выпивка.

Такова жизнь. Нехитрые радости всегда рано или поздно берут верх над новыми впечатлениями, природа которых мимолетна. У старых – хоть и незатейливых – традиций глубокие корни. Мир меняется, его накрывает тень, и привычные мысли и простые удовольствия становятся якорем, что удерживает нас на поверхности, несмотря на жестокие бури.

Я приблизился к Элойн, остановившейся в самом конце зала. Здесь было не так шумно. Пришлось поискать подходящие к случаю слова, однако ничего выдающегося я не придумал.

– Ты ушла рано утром…

– За мной подобное водится, – отвела она взгляд.

– И все же под вечер вернулась.

– И такое бывает, – отозвалась Элойн, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза. – Спасибо, что одолжил, – хмыкнула она, протянув кошель, далеко не столь тяжелый, как вчера вечером.

Вскинув бровь, я сунул жалкий остаток денег в один из многочисленных карманов.

– Одолжил, говоришь? Интересный выбор слов. Я вроде бы спал. Похоже, ты взяла кошель без моего ведома.

Элойн криво ухмыльнулась:

– Однако и возражений с твоей стороны не последовало.

– Красивое платье, – нахмурился я. – Видимо, несколько крупных монет из кошеля сыграли не последнюю роль в его покупке?

Элойн снова мило заулыбалась и присела в реверансе, словно перед местным принцем:

– Нравится?

Какой смысл лгать?

– Очень.

– Оно стоило далеко не так дорого, как ты предполагаешь. – Элойн смахнула со лба выбившуюся из прически прядь. – Всего лишь несколько монет, пара намеков на благосклонность и море очарования.

В ее глазах и изгибе губ я увидел нечто донельзя порочное. Мое раздражение ушло, сменившись покорным вздохом:

– Что ж, порой ты и впрямь бываешь очаровательна.

На этот раз брови вздернула Элойн.

– Только порой? – искоса посмотрела она на меня.

– Кража кошеля твое очарование несколько подпортила.

Она надулась, прикинувшись обиженной:

– О боже мой! Похоже, придется заглаживать свою вину?

– Похоже, – сухо улыбнулся я.

– Мне были очень нужны деньги, если это облегчит мое положение. Между прочим, я тебе их вернула. Ну, более-менее.

– То-то и оно, что менее, – похлопал я по карману. – Значит, срочно потребовалось купить платье?

– Женское платье – далеко не пустяк. Если хочешь знать, деньги потребовались не для того, чтобы что-то купить, а для того, чтобы откупиться.

Я молча ждал подробностей.

– Неприятности – чертовски сложная штука, особенно когда стараешься из них выпутаться. Угодить в неприятности значительно легче. Странно, правда?

Опыт подсказывал: Элойн совершенно права.

– Неприятности? А именно?

Интересно, в какую еще историю она влипла…

Элойн дважды легонько щелкнула меня по носу:

– Неважно. Тебе беспокоиться не о чем. Все позади.

Я прищурился. Сложно поверить, что она умудрилась уладить наше маленькое затруднение с пастырями и блюстительницей Правосудия.

– А я-то думал, рассказывать сказки – мое ремесло. Мне все же хотелось бы послушать твою историю.

– Разумеется, ты прав, Ари. Кстати, ты еще не закончил свой рассказ.

Хорошо, что имя мое она произнесла шепотом, и, скорее всего, никто в зале его не расслышал. Элойн потащила меня к дверям таверны и вытолкнула в ночь. В небе сияла полная луна, хотя ее свет затмевал миллион звезд.

– Продолжишь, пока гуляем?

Настойчивости в ее голосе не было – лишь искреннее любопытство. Элойн сплела наши пальцы в замок. Я не смог отказать и, откашлявшись, заговорил:

– Я потерял свою семью, все, что было мне дорого. Лишился единственного места, которое мог назвать домом. Стал свидетелем настоящей магической битвы. Увидел монстров, словно сошедших со страниц старой книжки, и они отняли у меня привычный мир, да и сам я едва уцелел. Мысль в голове крутилась одна – бежать! В конце концов мне удалось обрести новую семью, ведущую жизнь, полную тайн и опасностей, и найти человека, который обещал отомстить моим врагам.

26

Цена доброты

Улицы Абхара жестоки к потерявшимся детям. Я попал в извилистый лабиринт каменных стен и узких проходов. Ориентироваться в них дано лишь посвященным в тайны города – таким, как Ниша, например. Интересно, где она сейчас?

Люди, имеющие хоть каплю здравого смысла, во время бури укрылись кто где, и по ночным улицам бродили персонажи, с которыми мне столкнуться совсем не хотелось. Я мало знал о мире, располагавшемся за стенами моего трюма, однако понимал, что любой встречный может представлять опасность.

Мусор, вросший в утоптанную грязь дорог в переулках, впивался в ноги. Больно было не от самих ран, а от ощущения, что мне плохо – хуже некуда. Я бежал все дальше и дальше.

Перед глазами мелькали сплошь темные холодные стены, и чем дальше я продвигался, тем теснее они смыкались. Лодыжку вдруг пронзила острая боль, отдавшись в пятке, и я, несмотря на смятенное состояние, остановился на полном ходу. Споткнувшись, врезался плечом в глухую стену. Лишь природная ловкость и удача позволили мне избежать вывиха сустава.

Я был настолько взвинчен, что разглядывать ногу не стал и ковылял вперед, пока боль не отпустила. Потом снова побежал, придерживая за спиной книгу Маграба, которую, к счастью, умудрился не потерять.

Легкие горели, и сырой воздух не мог затушить в них огонь. Каждый вдох обжигал так, будто я находился у пылающего костра. В глазах стояла мокрая муть, и дождь тут был ни при чем.

Я пробирался по кривым улочкам, то и дело натыкаясь на какие-то деревяшки, торчащие из убогих торговых прилавков и тележек. Наконец силы меня покинули. Маграб учил сворачивать ткань разума, заставлял тренироваться с горящей свечой и отстраняться от внешних раздражителей, но сегодня вечером свечу я вызвать не мог, как ни пытался.

Пламя в мозгу упорно не желало возникать. Я лег на землю и, дрожа, обхватил себя руками. Дождь все капал и капал, и я переместил книгу Маграба себе на грудь, вообразив, что в ней содержится несущий долгожданное тепло огонь. Пусть он прогреет мои косточки… Конечно, ничего подобного случиться не могло, однако надежда – странная штука. Она не приемлет доводов разума и отрицает трудности, которыми испытывает нас мир. Надежда – уловка, позволяющая закрыть глаза на суровую правду.

Не всегда этот трюк помогает избавиться от боли в душе и в сердце. Тогда остается лишь ждать, пока она не возьмет с тебя свою дань.

И я ждал.

Усталость тоже заставляет забыть о реальности. Иногда слишком выматываешься, чтобы думать и чувствовать. Становится на все наплевать. Перед усталостью отступает сама боль.