Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

в каждом её мягком движении прослеживался трепет перед всем живым, тонкие добрые руки мечтали успокоить всех людей на земле, а губы — прошептать колыбельную и произнести молитву. Её движения были неторопливыми, а речь — медленной и размеренной, слова лились из самого сердца, и каждое слово, каждый звук проходили тщательную проверку перед тем, как быть произнесённым; Кассандра говорила медленно и тихо, словно убаюкивала младенца. Один её голос мог успокоить человека и вытереть его горькие слёзы. Элайджа не доверял своему сердцу, которое шептало, что романтическая любовь так же важна для здоровья и счастливого будущего, как крепкая семья и качественное образование. Но очень может быть, что сердце было право.

Антон всё добивался расположения непреклонной гурии Тейзис Субботы. Гордая красавица, занятая финансами, пересчётами, анализом результатов, инноватикой и муниципальным управлением, держащая в уме исключительно математические формулы и данные из таблиц, отказывалась растрачивать энергию на глубокие чувства. Только на выходных у неё оставалось немного времени и сил на мимолётные встречи с однокурсниками или богатыми постояльцами отелей. В отличие от Кассандры-младшей, которая с упоением рассказывала родителям об Элайдже, её осторожный брат Тоша умалчивал о чувствах к самолюбивой распутнице. Мама с папой, конечно, были не слепые и не глухие. Они всяко догадывались о болезненной привязанности сына. Вероника неустанно спрашивала задумчивого Тошу, уныло вязавшего очередного шерстяного котёнка или зайчика для своей избранницы: «О девушке думаешь? Никак о Таечке? Приводи её в гости. Вон Касенька про своего мальчика не стесняется рассказывать. Пусть Таечка заходит в церковь, пригласи её на концерт. Ведь тебе как порядочному мальчику нужно показать ей свой мир. Если церковь ей окажется не близка, как ты поступишь?» Уставший от безответной страсти вязальщик мягких игрушек качал головой, вскидывал брови и пожимал плечами, словно уличный мим. В своих мыслях он отвечал матери: «Возможно, я не хочу, чтобы она ходила в церковь. Мне она нравится такой, какой я её знаю». Но вслух ничего подобного не произносил.

Алиса с Ренатой вздыхали громче и тоскливее всех. Каждый вечер Рената стучалась к кузине в мастерскую на втором этаже их квартиры, а юная художница, не отвлекаясь от холста, изливала душу подруге по несчастью.

— Какой он невозможно красивый! — плакала первая.

— И красивый до невозможности, — подвывала вторая.

— Любовь, — Алиса грустно улыбалась, — должна заставлять человека страдать. Только так создаются картины и музыка. Что будешь делать со своим?

— Ничего. Целоваться. Завтра в кино идём. А ты?

— Ничего. Вообще ничего не хочу делать. Буду молчать и страдать.

— Так интереснее. Может, и мне так сделать?

— У тебя не получится.

— А у тебя с твоим занятым студентом получится?

Пока подруги спорили и изо дня в день придумывали способы истязать себя безмолвной влюблённостью, Костя Кильман старался отвлекать сестёр походами в музеи и библиотеки. Особенно будущий менеджер пёкся о дочери Джоанны: так ему велела мать. Костя с детства присматривал за маленькой Алисой, сидел с ней в отсутствие взрослых, играл, читал ей книжки и прививал любовь к фортепианной музыке. Когда ребята подросли и из добрых, чистых и наивных детей превратились в добрых, чистых и наивных подростков, заботливый опекун стал забирать Алису из школы и частенько приглашал в кафе, где кузены обсуждали прочитанные книги и недавние выставки. Если бы они не были дальними родственниками, их можно было бы с лёгкостью перепутать с влюблённой парой. Но не обходилось без постных советов со стороны умудрённого опытом двоюродного брата. Он вёл себя так, будто прожил девятьсот лет и видал виды. Вот теперь Кильман узнал о влюблённости рыжеволосой художницы, переключился в режим ответственного взрослого наставника и немедленно пригласил сестру в кофейню, чтобы накормить очередной порцией дружеских рекомендаций:

— Наверное, нет смысла спрашивать, красив ли он, высок ли, обладает ли завидным интеллектом и множеством талантов, поскольку другой тебя и не заинтересовал бы. Скажи мне только одну вещь: он хороший человек? Подумай как следует, прежде чем отвечать.

Алиса подумала.

— Да, мне кажется, он очень хороший человек.

— Я его знаю?

— Возможно, — уклончиво ответила она.

— Вы часто видитесь?

Девушка в смущении понурила голову.

— Хотелось бы чаще.

— Ладно, — Костя потёр подбородок. — Он петербуржец?

Алиса замялась.

— Ну хорошо, он знает иностранные языки? Насколько свободно владеет, например, английским?

— В совершенстве, — гордо произнесла девушка. — У него было прекрасное образование.

— Темноволосый?

— Он… Да, у него тёмные волосы. А почему ты…

— У него есть родные братья или сёстры?

— Этого не скажу!

— Фамилия состоит из двух слогов и заканчивается на Н?

— Нет! Нет-нет-нет!

— Понятно, — улыбнулся Костя. — Позволь мне спросить напрямую: это Элайджа Хассан?

Ясные бирюзовые глаза Алисы в ужасе округлились. После такого взгляда она могла с одинаковым успехом засмеяться, заплакать или упасть в обморок. Девушка попыталась возразить, но поняла, что потеряла дар речи. Сопротивляться было бессмысленно, поэтому всё, что она смогла сделать, — это крайне неуверенно мотнуть головой и горько вздохнуть. Костя всё понял и без слов. Он взял девушку за руку и погладил её тонкое запястье.

— Будь с ним осторожна, — прошептал он. — Ни в коем случае не давай себя обижать, не позволяй влюблённости затуманить твой разум. Не делай из земного человека небесный идеал, люди намного дешевле, чем пытаются казаться. Витать в облаках следует крайне осторожно. Но, что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Мы все будем рядом. Что бы ни случилось, Алиса.

Она смиренно кивнула головой, и губы её невольно сложились в кроткую счастливую улыбку.

— Спасибо, братик.

— Я люблю тебя, сестрёнка. И я очень переживаю. За Антона я не беспокоюсь — этот человек, даже если влюбится, всегда думает о последствиях, — а вот вы с Ренатой…

И так до вечера. А на следующее утро Костя снова звонил сёстрам, встречал их после занятий и проводил очередное собрание одиноких влюблённых школьниц. Как будто ему нечем больше было заняться в свободное от учёбы время. Многие задавались вопросом, почему высокий, статный, привлекательный еврей-четверокурсник предпочитает проводить время с недалёкой шестнадцатилетней азербайджанкой и боязливой восемнадцатилетней англичанкой, вместо того чтобы приглашать более опытных и зрелых однокашниц в оперу да на балет и устраивать своё будущее. Окружающие давно начали замечать, что Константин Кильман не питает ни малейшего интереса к противоположному полу. Поговаривали, что он был тайно влюблён в Алису и поэтому хлопотал, чтобы девушка оставалась свободной вплоть до окончания института. Сам Костя не был против слухов. На все вопросы по поводу отношений юный студент пожимал плечами, о предметах воздыхания и планах на будущее умалчивал, а когда спрашивали об Алисе, пучил