Без боя не сдамся - Дина Рид

Запретить бы себе её любить, но как? Пробовал – не вышло. Алёша выдохнул, пытаясь успокоиться: больно и пусть – это хорошо для песни. Спасибо Адаму Ламберту – текст и мелодия точно по ситуации, даже вживаться в образ не нужно.

Услышав, как Летиция объявляет его, Алёша поднялся на сцену. Выждал вступительный проигрыш и перед полным залом, судьями, камерами открылся, как на исповеди:

Алёша был самим собой. Без маски, без театральных уловок. Почти без кожи. Алёша пел и отдавал эмоции. Как высокочувствительная антенна, улавливал те, что шли обратно – из зала. Они заполняли его доверху, наэлектризовывали и переливались через край. «Деревянный» на репетициях, перед публикой он становился динамичным и раскованным: он исполнял песню не только голосом – руками, всем телом. Алёша то взвивался, запрыгивая на прожектор или ступени, то падал на колени, и микрофон казался продолжением его тела – чем-то совершенно от него неотделимым.

Когда мокрый как мышь Алёша закончил петь, зал встал. Устав выжидать завершение визга и аплодисментов, судьи подняли руки, и публика, наконец, утихомирилась. Летиция и Штальманн завалили Алёшу похвалами, а Котэ был недоволен:

– Тут нужен праздник, а вы всех рыдать заставляете… Надо радоваться, шалить, фонтанировать! Откуда такая депрессия? В вашем-то возрасте? Не понимаю.

Далан устроил публичный расстрел:

– Что за выбор песни? Летиция, ты куда смотрела? Ты же наставник вроде… Не хочется быть грубым, но, знаешь, Алексей, ты сегодня главный претендент на вылет. Ты не певец. Ты умеешь громко орать. Выезжай в лес и ори, сколько влезет. На большую сцену для этого пробиваться не обязательно.

– Я вас понял. Спасибо за мнение. – Алёша стиснул зубы.

Да, ему сейчас хотелось орать. Громко. Матом. На этого самодовольного индюка, продолжающего макать его лицом в грязь перед публикой. Интересно, он знаком со словом «искренность»? Вообще непонятно, почему Далан так взбеленился – какой камень у него за пазухой?

Алёша промолчал, угрюмо сжимая микрофон. Штальманн и Летиция ополчились против Далана. Но тот не унимался. Наконец сеанс творческой порки закончился, и наступила очередь «приглашённой звезды». Известная певица, бодро отплясавшая на сцене, в жюри преобразилась в важную статс-даму. Она с интересом рассматривала Алёшу и хорошо поставленным голосом спросила:

– Позвольте полюбопытствовать, молодой человек, раз уж столько споров по поводу выбора песни… Почему вы пели именно её? Или вы послушали наставника?

– Нет, я сам. Это музыкальное направление мне близко и понятно. В нём я могу быть искренним. И именно в этом стиле я хотел бы в будущем работать, – ответил Алёша, удивляясь пониманию и уважению, которые увидел в глубокой синеве глаз отечественной примы.

– Похвально, – ответила она. – Вы артист. Я поверила на сто процентов. Желаю вам сил и умения не только выигрывать, но и проигрывать. Потому что проигрывать придётся. Но вы незаурядная личность. Это очевидно. Удачи вам!

– Спасибо, – поклонился Алёша.

Он ещё потоптался на сцене, пока ведущая энергично рассказывала в объектив о том, что надо поддержать «Алексея Колосова. Номер восемь», и что отправлять эсэмэски можно только до одиннадцати часов вечера. Под радостное объявление рекламы Алёша вернулся за кулисы и наткнулся на растерянного Славу. Тот не мог найти себе места от волнения – через три минуты на сцену.

– Ты молодец, Лёшка! Гарно заспивав, – пробормотал он, думая явно о своём.

Пытаясь подбодрить, Алёша хлопнул его по плечу:

– Слав, не волнуйся. И на козлов этих, судей, внимания не обращай. У них работа такая, хоть Далана и замочить хочется. А поёшь ты офигенно, и песня у тебя хитовая. Всё будет хорошо!

– Ага, – кивнул Славик. Алёша заметил, что у того дрожат руки.

Служащая показала на выход, и Алёша пошел по коридору в сторону комнаты ожидания. Можно расслабиться до 23:00, пока не объявят результаты: кто останется, а кто отправится домой. Интуиция подсказывала, что последняя перспектива ему не грозит. По крайней мере, сегодня.

И вдруг мимо пронеслась Зарина, рявкая в рацию:

– Мастера срочно к гримёркам – дверь заклинило. Да мне по лбу! Срочно, я сказала!

Алёша догнал её:

– Что случилось?

Красная как рак, Зарина проговорила на бегу:

– Хрень какая-то с дверью. Девчонки из балета в гримёрке заперты. Слесарь, зараза, исчез куда-то. Убью. На всё про всё – три минуты! Нет, уже меньше. А-а! Пропал номер!

«Гримёрка балета. Там же Маша!» – сообразил Алёша. Спустя пару секунд он уже был у двери, из-за которой слышались голоса паникующих девушек. В коридоре толпились конкурсанты и обслуживающий персонал. Кто-то ковырялся в замке, но, видимо, безуспешно. Алёша решительно отодвинул «умельца» и посмотрел на замок – стандартный, хлипкий, странно, что возятся так долго. Ладно, не до рассуждений. Алёша постучал кулаком в дверь:

– Эй, внутри! Отойдите подальше от двери. Слышите?

– Да, хорошо, – ответил женский голос. – Отошли.

Алёша оглянулся и гаркнул зевакам снаружи:

– Разошлись все! Живо! – Он разбежался из гримёрки напротив и с лёта высадил ногой дверь. Клочья МДФ посыпались в стороны, и дверь распахнулась настежь. Алёша придержал её, чтобы не захлопнулась снова, и крикнул пёстрой толпе танцовщиц:

– Выходите!

– Бегом, девчонки, бегом! Минута до выхода, – поторопила их Зарина.

Те побежали к сцене, и лишь на мгновение Маша бросила на Алёшу взгляд. В нём читалась благодарность? Алёша был не уверен, да и не ждал этого. Ничего от Маши не ждал. Пусть для неё он призрак, она-то для него живая, реальная. И какой бы сильной ни старалась казаться, Алёша чувствовал, насколько Маша уязвима. Только совсем не знал, что делать и говорить. Разговоры никогда не были его сильной стороной. Зато хоть дверь вышиб.

Когда танцовщицы скрылись, Зарина облегчённо выдохнула:

– Ну, Колосов, ты крутой! Раз-два и разобрался. Респект тебе и большое человеческое спасибо!

Алёша пожал плечами:

– Не за что. Сейчас займусь дверью и замком. До одиннадцати, думаю, управлюсь. Где инструменты взять?

Зарина прыснула: