Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина - Валерий Поволяев

Когда поехали в первый раз — вчетвером, — Масленников снял четыре гуся, пятый подранок ушел, а напарники, приехавшие с ним на машине, не взяли ни одного, — и Масленников разделил свою добычу на всех.

Ходили и на зайцев, но зайцы в жаркой Индии не то, что у нас — они там мелкие, тощие, облезшие, незавидные, поэтому заячьей охоте посольские охотники предпочитали гусиную.

Но иногда, как они говорили, на них «накатывало» — не хотелось ни охотиться, ни бродить по болотам, где можно было запросто наступить на змею, чей яд был смертелен, хотелось чего-нибудь «большого и чистого».

«Большое и чистое» они вскоре нашли. Это было местечко, которое называлось «Сурадж Кунд», в переводе на русский — «Пруд солнца».

Проехать на машине в «Сурадж Кунд» было невозможно — не пускали густые заросли, деревья, переплетенные лианами, колючие кусты, сдирающие с машины краску, а вот пройти можно было — в «Пруд солнца» вела тоненькая, едва приметная тропка, ловко огибающая наиболее сложные непроходимые места.

Поэтому машину бросали на дороге, загнав ее в тень какого-нибудь большого дерева, а сами по тропке углублялись в густые джунгли.

Там, в джунглях, находилась древняя постройка, очень похожая на римский театр, где и представления давали, и за боями гладиаторов следили. Вполне возможно, что «Сурадж Кунд» был сооружен древними римлянами или греками.

В некоторых местах гигантская постройка уже обвалилась, поползла, в некоторых сохранилась очень хорошо. Низ здания был облицован мастерски отесанным темным гранитом… Хоть и была наполовину разрушена постройка, хоть и заросли окна и входы буйной зеленью, а исходило от здания ощущение некой обжитости, спокойствия, чего-то такого, что рождало в душе тепло; одновременно в этом месте хорошо думалось, человек понимал, что он не одинок в этом мире, а нитями невидимыми связан с другими людьми, если же он останется один, то очень скоро погибнет…

И Шебаршин, и Масленников очень любили сюда приезжать. Особенно когда в душе был раздрай, работа не клеилась, из рук все падало, дома покоя тоже не было — что-нибудь случалось и так далее. Посидишь в «Сурадж Кунде» полчаса, посозерцаешь окрестности, полюбуешься старыми развалинами, буйной зеленью, птицами, небом, золотым от солнца, и внутри все успокоится, жизнь обретет совсем иные краски, потянет к делу… И работа быстро наладится, и дома все уже в норме, ну словно бы само собою образовалось, а друзья успели приготовить какой-нибудь приятный сюрприз.

Вот такой силой обладал «Пруд солнца».

Нижняя часть здания, кстати, была залита водой — непонятно было, то ли изначально так задумывалось и конструкция «Сурадж Кунда» была построена именно на идее воды, пруда, озера, то ли постаралось время, из-под земли на поверхность выбился ключ и затопил первый этаж.

Пруд буйно зарос лотосами, необыкновенно крупными, имеющими идеальную форму, будто цветы были вырезаны художником, очень красивыми; был густо заселен змеями и лягушками. Спускаться к воде было опасно: из любого пучка травы могла выскочить змея и тяпнуть за ногу.

А Шебаршину с Масленниковым, собственно, и спускаться к воде не надо было, ни змеи, ни резные лотосы их не интересовали, интересовало другое. Нечто более высокое и мудрое.

Индия была тем самым местом, где на каждом шагу их могло ждать открытие.

Раз в неделю обязательно старались выехать на охоту. Причем, повторяю, охотились только на уток и гусей, на крупную добычу не ходили, к облавам и прочим серьезным охотничьим забавам относились отрицательно.

Посольские сотрудники, промышлявшие охотой, посмеивались над ними:

— Ну что, на дикого буйвола сходить слабо?

Да не слабо было, совершенно не слабо, просто и Шебаршин, и Масленников считали, что всякая добыча на охоте должна иметь равные шансы с добытчиками — она должна иметь столько же шансов спастись, сколько охотник имеет шансов убить ее. А идти с каким-нибудь крупнокалиберным убойным штуцером на здоровенного быка, в которого невозможно не попасть, — это не охота, а убийство.

Долгими лиловыми вечерами, навевающими грусть, воспоминания и тоску по родному дому, посольские работники собирались у Шебаршина на чай.

Дочь Шебаршиных Танюша, как вспоминает Масленников, была очень живой, смуглой, своенравной, пыталась втянуть взрослых в свои бойкие игры, но в девять часов вечера ее отправляли спать.

А в десять из-за стола поднимался сам Шебаршин, объявлял собравшимся:

— Извините меня, я встаю очень рано, поэтому вынужден откланяться, мне тоже, как и Таньке, пора спать. Вы же оставайтесь, сколько хотите, — в вашем распоряжении все, вплоть до бара.

Шебаршин делал общий поклон и демонстративно уходил в спальню, увидеть его можно было только на следующий день…

И лишь много лет спустя Масленников узнал о том, что Шебаршин не спать уходил — он покидал дом через другую дверь и уезжал на встречу со своими тайными агентами. Такова была его профессиональная жизнь, оперативная работа считалась превыше всего.

А встречался он с очень многими людьми, в том числе и с теми, кто принадлежал к высшему руководству Индии.

Аркадий Масленников поработал в Индии очень неплохо, потом, подводя итог, подсчитал, сколько же статей дал в «Правду». Оказалось — 1350.

Более того, он стал в Дели президентом Ассоциации журналистов стран Юго-Восточной Азии, а это более двух тысяч человек только одних членов ассоциации… Тьма!

Когда приехал в Индию Косыгин, то первым делом захотел посетить металлургический комбинат в Бхилаи, который возвели советские строители. Масленников, естественно, сопровождал его: Косыгин был членом Политбюро ЦК КПСС, а Масленников работал в партийной газете.

Несмотря на свой мрачноватый вид, Косыгин много шутил, был очень остроумен, подвижен… Это сейчас современные публицисты, — считает Масленников, — стараются превращать наших прежних лидеров в тупоголовых технарей, исполнявших так называемую «волю партии», а это было не так, и Косыгин — яркий тому пример.

Но было немало людей, которые откровенно невзлюбили его. В той же Индии — народ ведь всякий есть, в каждом городе обязательно найдется «всякой твари по паре», — так и в Дели с Бхилаи.

В Бхилаи, на комбинате, Косыгин шел по длинному цеху, проход этот был с двух сторон обнесен решетками. Это сделали хозяева, для каких целей сделали — неизвестно. За решетками виднелись лица рабочих.

Масленников обратил внимание, как один американский журналист пытается поймать Косыгина объективом фотоаппарата в кадр на фоне решеток. А за решетками — рабочие…

Позже, на заседании ассоциации, при большом стечении народа, он сказал американцу:

— Вы вели себя неприлично, сударь. Настоящие журналисты не ловят глав государств на какой-нибудь неловкости либо оплошности, их собственной или чужой…

Американец пожал плечами и пробурчал: