Лики ревности - Мари-Бернадетт Дюпюи

Изора слушала и не верила своим ушам. Она уже готова была отказаться, но Женевьева не дала ей шанса:

– Подумай хорошенько! Мадам не желает заниматься составлением меню и присматривать за хозяйством. В твоем распоряжении будет шофер, который, когда скажешь, отвезет тебя в Фонтенэ-ле-Конт, но покупать ты должна все самое лучшее – изысканную выпечку и сладости, качественное мясо, фрукты и овощи. Кухарка с сыном тоже подчиняются тебе. И садовник в придачу. Если мадам Обиньяк говорит, что желает видеть в таком-то месте розовый куст, ты передаешь указание ему. Это золотое место, Изора, и с отличным жалованьем.

– Твоя хозяйка меня не захочет. Со своей разбитой губой и синими щеками я похожа на чучело!

– Ты согласна, я правильно понимаю?

– Разве у меня есть выбор?

– Мы пойдем к мадам завтра утром, и я готова поспорить, что она тебя возьмет! А пока ты – моя гостья и можешь оставаться сколько хочешь. У меня есть раскладная кровать, я лягу на ней. Изора, прости, что из-за меня с тобой приключилась беда. Обещаю, я больше не стану называть тебя золовкой!

Последние слова Женевьева произнесла с ласковой улыбкой. Не будучи красавицей, она обладала редким обаянием, которое являлось не чем иным, как отражением ее доброй души. Противиться было невозможно, и Изора разрыдалась у нее в объятиях. Такое ощущение, словно огонек вдруг замелькал во мраке печали, в котором она утопала с тех пор, как покинула ферму. Прижимаясь щекой к шелковистым волосам невесты Армана и поминутно всхлипывая, она с любопытством, чуть ли не с радостью рассматривала симпатичную комнату, которая в скором времени, быть может, станет ее маленьким королевством.

В доме Станисласа Амброжи, в Феморо, в то же самое время

Не прошло и минуты, как Станислас Амброжи натянул старенькую шерстяную куртку и надел берет. Собираясь на работу, в шахту Пюи-дю-Сантр, он уменьшил тягу в печи и поставил кофейник в теплое место. Пьер спокойно спал в углу комнаты на раскладной кровати. После ампутации мальчик не ночевал на втором этаже – пока ему не сделают протез, это просто невозможно. Как и полагается хорошему отцу, Станислас как мог старался избавить сына от бытовых проблем. Каждый раз, когда он смотрел, как Пьер передвигается по дому на костылях, у него начинало ныть сердце.

До недавних пор готовкой, уборкой и стиркой занималась Йоланта. Теперь Амброжи приходилось делать все самому, и ему это было не в радость.

– Мой Пйотр вчера сварил суп, – пробормотал он себе в бороду. – И все бы неплохо, если бы не пришел Маро и не испортил аппетит своими проповедями!

В дверь постучали. Станислас решил, что это сосед поляк, как и он, эмигрировавший во Францию во время войны.

– Иду, Хенрик, – тихо отозвался он. – Осталось только погасить свет. Да не шуми, мальчонку моего разбудишь!

Он открыл дверь и оказался нос к носу с инспектором Девером. Тот явился в сопровождении троих жандармов и мужчины в штатском и черной фетровой шляпе, но было ясно, что он тоже из полиции. Инстинктивно мускулы поляка напряглись, дыхание участилось. Возник соблазн растолкать людей, преграждавших ему дорогу, и убежать в поля, благо дом его был на самой окраине квартала. Но и тогда у него не было бы никаких шансов… Поэтому Станислас остался стоять, сердито поглядывая на незваных гостей.

– Мсье Амброжи, советую вам пройти с нами, и без глупостей, – приказал Девер. – Я хочу вас допросить в связи с убийством Альфреда Букара.

– Вы меня уже допрашивали! Мне нечего добавить, – огрызнулся поляк.

– Мсье Амброжи, через пару минут ваши товарищи-углекопы начнут выходить из домов, потому что им пора в шахту. Мне не нравится перспектива допрашивать вас перед всем населением Феморо. Вон там, у обочины, стоит жандармский фургон, полезайте туда. Постараемся сохранить приличия. Я не такой уж монстр, можете мне поверить. Подставьте-ка запястья!

Отчаявшийся Станислас позволил капралу жандармерии надеть на себя наручники. Он не сомневался, что Хенрик наблюдает за ними из окна, и новость об аресте распространится по поселку со скоростью молнии.

– Ничего ваша предусмотрительность не даст, – глухо проговорил он. – И куда вы меня отвезете?

– В Фонтенэ-ле-Конт. Может статься, мы просто прокатим вас туда и обратно. Все будет зависеть от ваших ответов. Я предпочитаю проводить допрос там, а не в своем кабинете в Отель-де-Мин.

Разговаривал с арестованным только Девер. Остальные походили на мрачные манекены с равнодушными лицами. И только Антуан Сарден смотрел на поляка словно бы свысока, как будто он тут начальник и руководит задержанием преступника.

Амброжи направился к фургону, бормоча на ходу:

– Это зять на меня донес! Не сумел удержать язык за зубами…

– Благодарю за информацию! Значит, Тома Маро тоже кое-что знал и не потрудился сообщить в полицию! – отреагировал инспектор. – Не утруждайте себя понапрасну, мсье Амброжи, мы все обсудим позже.

Жюстен Девер спешил уехать из Феморо. Мнение углекопов и даже директора компании мало что для него значили. Он опасался последствий, которые могли породить его действия в разуме и сердце – и без того истерзанных – некой Изоры Мийе. Времени получить ордер на обыск, к сожалению, не было. Хотя, если подумать, какая в том нужда? Если Амброжи действительно застрелил бригадира, он не настолько глуп, чтобы приносить оружие обратно в дом и, тем более, прятать его там. «Нет, все-таки я кретин, – подумал Девер, уже сидя в фургоне, пока шофер заводил двигатель. – Если я хочу оставаться в профессии, придется проявлять бóльшую осмотрительность и быть рассудительнее. Я заварил эту кашу, и отступать теперь некуда. Когда с допросом подозреваемого будет покончено, мне придется вызвать Изору, Йоланту и Тома Маро, а также бедного безногого парня, младшего Амброжи. Черт бы побрал это ремесло!»

Пытаясь справиться с волнением, он раскурил сигариллу. Оставалось только надеяться, что со Станисласа в скором времени будут сняты все обвинения и он вернется домой.

В квартале От-Террас, в Феморо, через полчаса после описываемых событий

Устроившись за кухонным столом, Йоланта срезала кожицу с яблок и думала о том, какое все-таки счастье – жить в собственном доме, мыть собственную, свою и Тома, посуду, застилать супружескую постель. Она радовалась любой мелочи – вышитым занавескам, красной плитке на полу, мебели из светлого дерева, блестящим кастрюлям. Двадцать минут назад Тома ушел на работу, но она уже мечтала, чтобы он вернулся. «Муж помоется, я его вытру, мы начнем обниматься, а потом я подам на десерт яблочный пирог!» – улыбалась она своим мыслям.

Вчера Тома вернулся из Отель-де-Мин, когда до полуночи оставались считанные минуты, и она, конечно же, на него надулась. Однако он быстро поднял ей настроение, и начал со щекотки, а эта уловка всегда действует безотказно. Как известно, безудержный нервный хохот – открытая дверь для ласки и поцелуев… Примирение не заставило себя долго ждать.