Лики ревности - Мари-Бернадетт Дюпюи

Йоланта владела французским почти в совершенстве, но в критические моменты у нее появлялся чудовищный польский акцент, отчего речь звучала довольно странно.

– Угомонись, Йоланта! – призвал ее к порядку Жером. – Тома ничего не говорил Изоре, во всем виноват я. Вчера у моря поведал о пистолете и просил сохранить информацию в секрете, потому что дело – серьезное…

– Только не это! Жером, нельзя было разглашать тайну! – раздосадовалась Онорина. – Плохо уже то, что подслушиваешь чужие разговоры, но пересказывать Изоре…

Сбитая с толку неожиданным поворотом, Йоланта отпустила соперницу – именно так, Изора выглядела в ее глазах соперницей. Полька была уверена, что Тома испытывает к девушке сильные чувства. Стоило ей завести разговор на эту тему, как муж начинал все отрицать, объясняя свой пыл искренней дружбой, заботой и братской нежностью. Однако, как и всякая любящая женщина, мириться с таким положением вещей Йоланта не желала. Арест отца стал последней каплей, лишив ее остатков самообладания: Йоланта высказала ненавистной особе все, что о ней думала, да еще в присутствии свекрови, собственного брата и Жерома.

– Ты поступила дурно, Изора, – подал голос Пьер, которому было стыдно за непотребную выходку сестры.

– Я не желала ничего плохого, мне правда жаль, – повторила Изора, у которой в голове все еще звучали слова Йоланты. – Поверьте, ничего плохого!

– Трудно поверить, – опустил голову паренек. – Я больше доверяю своей сестре.

– Оставьте Изору в покое! – вдруг взорвался Жером Маро, ударив кулаком по столу. – Я слепой, но знаю, что у нее до сих пор отметины на лице, потому что вчера вечером отец избил ее и выгнал из дома. Не представляю, когда и как ты умудрилась напиться, Изора, но никто тебя не упрекнет – при таких-то обстоятельствах! Иди сюда, ко мне поближе, и расскажи нам, как проклятый полицейский все это из тебя выудил!

– Я не помню, – едва слышно промямлила Изора, подходя к слепому юноше.

– Уж постарайся вспомнить, поройся у себя в мозгах! – прикрикнула на девушку Йоланта.

– Ну-ну, поспокойнее, дети! – сочла нужным вмешаться Онорина. – Ты вправе сердиться, Йоланта, но пока ты в моем доме, превращаться в сущую гарпию я не позволю. Не хватало еще переполошить соседей. Изора поступила дурно, тут я спорить не буду, но и Жером тоже прав – она сама не знала, что говорит и делает.

– Кто за это может поручиться? – Голос невестки задрожал от еле сдерживаемых слез. – Все видели, какими злыми глазами она смотрела на меня в церкви и в мэрии, а потом на свадебном балу! Она ненавидит меня, она ревнует! Она хотела заполучить Тома, но он женился на мне!

– Не мели чепухи, Йоланта! – оскорбился Жером. – Судя по твоему поведению, так это ты ревнуешь, а не она!

Изора с отсутствующим видом блуждала взглядом по стенам, как будто ссора ее не касалась. Она искренне сожалела, что навлекла неприятности на Станисласа Амброжи, которого уважала. И все же неприкрытая ярость Йоланты невольно вызвала ликование в ее душе.

«Жером прав, она ревнует – ко мне, к тем чувствам, которые Тома испытывает! Я дорога ему и так будет всегда. И я ужасно рада. Это даже по-своему утешает…» – думала она.

– Свекровь, вы только посмотрите на нее! Хочет, чтобы ей посочувствовали, в то время как сама донесла на моего отца! Изора не пожалела тебя, Пйотр. Ей плевать на нас обоих! Гадкая лицемерка! Алис Гренье, которая училась с ней в одном классе, так и сказала!

Пьер только кивнул в ответ – так он расстроился. Мальчик то и дело смахивал слезы, и смотреть на его страдания было куда тяжелее, чем выносить вопли его сестрицы.

– Прости меня, Пьер, – шепотом попросила Изора. – Я уверена, что ваш отец ни при чем и его скоро привезут домой.

– А ты, Йоланта, сама подозревала Станисласа! – язвительным тоном заметил Жером. – И первая рассказала Тома про пистолет. Да Изора добрее, чем ты, и ума у нее больше.

– Что? Ты от Тома узнал? Он не имел права передавать мои слова! – впала в истерику Йоланта. – Все неправда! Если у меня и были подозрения, то я быстро поняла, что неправа. Зачем отцу убивать Альфреда Букара? Зачем? При одной мысли об этом я чувствовала себя идиоткой!

Неожиданно для всех Онорина ахнула, закрыла лицо ладонями и запричитала, проливая слезы:

– Хватит! Хватит! Замолчите все! Сил больше нет вас слушать!

Она выпрямилась, положила руки на стол и попыталась успокоиться:

– Полиция свою работу сделает. Что толку нам ругаться? Моя маленькая Анна скоро умрет – она обречена, и все мои мысли только об этом! Как бы я хотела побыть с ней, приласкать в последние дни ее жизни! Помолчите – хотя бы из уважения к Анне и ко мне! Гюстав вчера пошел к твоему отцу, Йоланта, не сказав мне, куда и по какому делу, а я тем временем размышляла, как бы устроить рождественский праздник для нашей больной невинной крошки…

Пристыженная Йоланта пробормотала слова извинения и снова присела к столу. Жером взял руку Изоры, которая до этих пор лежала у него на плече.

– Я не знал о вашей дочке, мадам Маро, – едва слышно признался Пьер.

В комнате установилась тишина – тяжелая и гнетущая, изредка нарушаемая потрескиванием огня в чугунной печи.

На ферме во владениях графа де Ренье, в то же самое время

Прижавшись носом к стеклу, Люсьена Мийе окинула взглядом просторный заснеженный двор. Она оделась потеплее, поскольку пришло время кормить лошадей, свинью и кур.

– Когда я вернулась из поселка, уже похолодало и пошел снег, но кто бы мог представить, что к утру нападает столько! – сказала она.

Слова были адресованы мужу, который сидел у очага, понурив всклокоченную голову.

– Ты, конечно, удивился, когда выглянул в окно, – продолжала женщина, не дождавшись ответа. – Бастьен, пил бы ты свой цикорий!

– Выпью, когда Арман спустится. Мне надо поговорить с моим мальчиком, – буркнул фермер себе под нос.

Через минуту, правда, он удостоил супругу взгляда: Люсьена надела приталенное пальто из шерстяного драпа и повязала синий платок.

– В таком наряде ты кажешься моложе. – Тон Бастьена заметно смягчился. – Надо бы тебе съездить в город да покрасить волосы. В молодости ты была чудо как хороша… Жаль, что рано поседела.

– Моего согласия никто не спрашивал, муженек. А красить волосы – довольно дорого. Странные у тебя сегодня разговоры…

Фермер поежился и с мрачным видом положил в очаг большое полено.

– Что-то холодно в доме, правда, Люсьена?

– Слушать смешно! Ты уж сколько времени сидишь возле очага. С чего бы тебе мерзнуть?

Желая провести день в тишине и покое, Люсьена вела разговор в шутливой манере. Хватит с них вчерашнего скандала, говорить об этом ей совершенно не хотелось. Муж протрезвел, угомонился, и сейчас его наверняка мучит совесть. Люсьене даже хотелось его пожалеть.