Большой театр. Секреты колыбели русского балета от Екатерины II до наших дней - Саймон Моррисон

Хачатурян начал с работы в театре вместе с армянским сценаристом Геворком Ованесяном и хореографом Ильей Арбатовым. Их поддерживал Анастас Микоян[617], один из самых преданных Сталину политиков. «Было трудно не испытывать к нему симпатии, — отозвалась о Микояне Валери Хемингуэй, невестка писателя, после встречи в Гаване, — у него были самые круглые и самые черные глаза, которые я когда-либо видела»[618]. Министр восторженно восхвалял вождя на празднике НКВД 21 декабря 1937 года в Большом театре; сам он занимался отбраковыванием армянских коммунистов; а также подписал в 1940 году приказ о расстреле 22000 польских офицеров в Катыни, долго отрицавшийся акт варварства, долго осложнявший российско-польские отношения. Эта деятельность не соответствовала официальным обязанностям советского министра торговли. В мемуарах партийный деятель метафорически смыл кровь со своих рук, утверждая, что таковы были времена, он сопротивлялся, и кроме того, пытался защитить семью и детей. «У меня не осталось выбора, кроме полного подчинения», — заявил Микоян[619].

Несмотря на то что он гордился родиной (деревня Санаин в Армении) и презирал русских, политик принял видение Сталиным Советского Союза, в котором республики имели лишь иллюзорный контроль над собственной судьбой. РСФСР определил СССР; русские доминировали в дружбе народов. Толстогубый композитор с густыми волосами обязан Микояну работой. Некоторые опусы Хачатуряна звучат как исконно армянские, но на деле представляют собой развитие вековых русских музыкальных традиций. Подобно тому, как Коба когда-то лечил ревматизм, покидая Москву с Микояном, чтобы окунуться в термальные источники на Кавказе, композитор черпал вдохновение из фольклорных источников, связанных с этим регионом. На основе фундамента русских музыкальных традиций он построил удивительные мелодические структуры ярких экзотических цветов, но, что парадоксально, несмотря на поощряемый ориентализм, Хачатурян отвергал ряд тривиальных клише, пришедших вместе с ним. Во время войны он жаловался на то, что застревает «в границах национальной музыки»[620]. Такова была судьба, позволившая ему оказаться в центре внимания.

Хачатурян разработал формулу для кульминационных частей балета, сцен, любимых балетными труппами за легкость понимания. Трудно подобрать эпитет к музыке, которую он создавал для исключительно мужских групп танцовщиков. Мощная, точная и немного дикая — она служит идеальным аккомпанементом для демонстрации виртуозной физической подготовки. Рецепт Хачатуряна включает в себя фрагменты быстрого остинато[621]; оригинальные музыкальные темы медных и деревянных духовых инструментов, сопровождаемые «фольклорными» партиями струнных; неожиданные пентатонические переходы; и еще более неожиданные хроматические разветвления. Смещения на полутон в высоких и низких партиях подчеркиваются измененными ритмическими акцентами. Из этих элементов соткан «Танец с саблями». Мелодические медленные изгибы и повороты совпадают с движениями тела и рук танцовщиков в расшитых бисером костюмах. Контрапункты напоминают структуру переваренной пасты в котлах, полных кипящих эмоций. Вездесущие адажио в первых двух балетах выражают тревогу в преддверии нацистского вторжения. Однако оно может быть, как показал Кубрик в фильме «2001 год: Космическая одиссея», звуком холодного открытого космоса.

В 1939 году композитор сочинил музыку к балету с армянской тематикой. Он создавался весной и летом в сжатые сроки, премьера прошла в относительно новом театре в Ереване, а затем 24 октября 1939 года в Большом театре. Эта постановка являлась частью десятидневного фестиваля, посвященного армянской народной традиции — по крайней мере, так мероприятие определяли в Москве. Сталин пригласил участников на прием в Кремль, где Микояна превозносили за то, что он «побудил всех армянских рабочих поднять культуру и искусство на высший уровень»[622]. Балет выпустили в разгар фестиваля. Названный «Счастье», он был очевидным победителем. Положительные отзывы заполнили газеты наперебой с сообщениями о войне в Европе. Рецензия в «Правде» начиналась со ссылки на французскую сказочницу графиню д`Онуа[623]: «Это не сказка о Синей птице, о счастье, украденном у людей», — замаскированный укол был адресован Лопухову с его поверхностным формализмом. «Счастье» оценивалось как «аутентичная симфония танца», изображающая «людей счастливых в работе, в любви и превозносящих советскую родину»[624].

Балет представлял собой коллаж из картин изнуряющего труда и отдыха, плюс сцену с солдатами, собирающими вещи и отправляющимися в утомительный поход. Самое важное происходит в пространстве арьерсцены, вне видимости, в самой глубине. После того, как кордебалет пляшет под условно народную музыку, показываются враги, которые, вероятно, истребят собирателей винограда из Араратской долины, армянского райского сада. Символичный национальный герой, Армен, должен решить, отказаться ли от собственных удовольствий (в данном случае, речь о романе с главной героиней, Кариной) для того, чтобы присоединиться к товарищам из Красной Армии на передовой.

Как советский человек, персонаж не поддался трусости и вступил в невидимую нам битву, и раненый вернулся домой. Он встречается с Кариной и танцует с ней, чтобы унять страх девушки за жизнь возлюбленного, ведь им суждено быть вместе. Свадебный вечер расширяется празднованием дружбы народов и чествованием лидера государства. В заключительных строках партитуры четко указано: «Апофеоз акта заключается в гимне лидеру народов, великому Сталину. Пограничники присоединяются к колхозникам в песне о Сталине».

Хачатурян подчеркнул, что вся его партитура наполнена интонациями армянского народного творчества, черпавшимися не из оригинальных источников, как утверждали советские писатели, а из записей и выступлений Армянской филармонии и ее хора. В «Счастье» звучали 9 народных «армянских» мелодий, одна из них — гопак, а другая — мотив из русских частушек, основа танца «Журавль»[625]. Армянские мотивы включали в себя мелодию «Дуй-дуй», характерную для азербайджанских музыкантов, часто исполняемую как фламенко; «Аштарак» — названную в честь города-символа романтической тоски; и популярный «Шалахо», танец, в котором двое мужчин ухаживают за одной женщиной.

Завершающим аккордом был исполняемый всеми участниками гимн Сталину: «Наше счастье, — комментировал Хачатурян, — неразрывно связано с именем человека, давшего нам эту жизнь, именем великого Сталина». Хореограф Арбатов повторял тезисы о любви к родине и вождю, он не привнес ничего выдающегося в балет, кроме того, что избегал стиля голого агитпропа, бывшего популярным во времена Луначарского. Отказавшись от абстрактных жестов в пользу «национальных народных элементов», уже интегрированных в классический балетный синтаксис. Арбатов повторил одеревеневший рефрен о счастье героев, снова подчеркнул важность дружбы народов и описал окончание как «кантату в честь великого Сталина. Отсюда и название нашего балета „Счастье“»[626].

То, что спектакль хорошо восприняли, означало, что для танцовщиков будет разработано некое его продолжение. Сценаристу Константину Державину в Ленинграде поручили оставить лучшее в «Счастье». Очевидной проблемой оригинала являлся недостаток драмы: жизнь в утопическом мире Хачатуряна была бессюжетной, за исключением разве что происходящего за кулисами. В последующей версии у Армена появляется сестра Гаянэ, в честь