Лавочка закрывается - Джозеф Хеллер

— Ведь они пристают к мальчикам, прислуживающим в алтаре?

— Разве не должна сила, создавшая этот мир, сама же его и прикончить?

— Было бы еще страннее, — заключил генерал после некоторого размышления, — если бы человек этот оказался кем-нибудь другим.

Вот эта самая тошнота и достает меня больше всего. Теперь я уже знаю разницу. Если я думаю, что ничего страшного не происходит, то она исчезает сама. Если же я думаю, что она — та самая, то это значит, что ремиссия закончилась и наступил рецидив. Скоро я начну чесаться в разных местах, и потеть по ночам, и температурить. Я первый замечаю, что начинаю терять вес. Обручальное кольцо начинает спадать у меня с пальца. Вечерком перед обедом я люблю пропустить стаканчик-другой того самого детского коктейля, над которым люди теперь смеются — виски карстейрс с Колой — «К и К». Если, выпив немного, я чувствую боль в шее или плечах, а теперь еще и в животе, то, я знаю, пришло время звонить доктору и начинать надеяться, что, может быть, обойдется без поездки в город для еще одного обследования у Тимера, а потом, вероятно, курса лечения в его больнице с одним из его снайперов-облучателей. Я всегда сообщаю Клер, если чувствую, что началось что-то серьезное. Понапрасну я ее не пугаю. Изжогу я переношу легко. Она начинается, если я переем. Тошнота, которая меня изводит, приходит вместе с болезнью и лечебными процедурами. Я узнаю ее безошибочно. Когда я думаю о тошноте, я думаю о моей матери и ее зеленых яблоках. Для меня у них такой же вкус, что появляется у меня во рту, когда меня тошнит. Как-то в детстве у меня был абсцесс в ухе, который вырезал дома специалист, пришедший вместе с доктором Эйбом Левином, и она сказала нам, мне, и докторам, и всем, кто был вокруг, что я, наверно, опять ел ее зеленые яблоки. Потому что, если ты ешь зеленые яблоки, то с тобой случаются такие вещи. Я не могу сдержать улыбки, когда вспоминаю о старушке. Она была умненькой, даже перед самым концом, когда у нее время от времени не все были дома. Она помнила мое имя. Она с трудом узнавала других, даже старика с его водянистыми глазами, но не меня. «Луи, — тихонько звала она. — Мальчик. Луале. Ким ахер ту дер момма».[68]

Меня уже тошнит от того, что меня тошнит.

Сэмми получает удовольствие, слыша от меня эти слова, а поэтому я каждый раз, когда его вижу, обязательно их повторяю, чтобы он посмеялся, когда приезжает сюда, или в городе, когда мы приезжаем туда, чтобы развеяться. Теперь мы приезжаем в город на вечерок только для того, чтобы доказать себе, что нам это все еще по силам. Мы там больше никого не знаем, кроме него и одной из моих дочерей. Я хожу с Клер на спектакли и из кожи вон лезу, чтобы не уснуть, делая вид, будто мне интересно, что происходит на сцене. Или я сижу с Сэмми, мы закусываем и выпиваем, пока она ходит по музеям или художественным галереям с моей дочерью Линдой или одна. Иногда Сэмми приводит какую-нибудь милую женщину с добрым характером, но я сразу же вижу, что между ними ничего такого нет. Уинклер звонит время от времени из Калифорнии, чтобы узнать, как дела, сообщить мне, кто там у них умер из тех, кого мы знаем, выслушать последние новости о тех, с кем мы еще поддерживаем связь здесь. Он говорит, что теперь продает туфли, настоящие, кожаные, в магазины и крупные торговые центры, у которых есть обувные отделы, а деньги от продажи туфель использует, чтобы в мертвый сезон затыкать дыры в своем бизнесе по производству шоколадных яиц и пасхальных зайчиков. Он занимается еще чем-то, о чем я не хочу узнавать подробнее, что-то связанное с излишками замороженных продуктов, в основном, с мясом. И Сэмми тоже по-прежнему посмеивается над деловыми предприятиями Великолепного Марви. У Сэмми, кажется, мало радостей в жизни после того, как он остался один в этом новом многоэтажном доме. Он по-прежнему не знает, куда себя девать, кроме как на общественных началах собирать средства в пользу раковых больных. Он говорит, что получает хорошую пенсию от своего журнала «Тайм» и даже откладывает деньги, так что с этим у него проблем нет. Я выдаю ему идеи. А он и пальцем не шевелит.

— Езжай в Лас-Вегас, погуляй там немного с девочками.

Даже Клер одобряет эту идею. Я все еще без ума от нее. Груди у нее по-прежнему большие и выглядят отлично, после того как ей их недавно подтягивали. Или он мог бы поехать на Бермуды, или Карибы и найти там миленькую секретаршу на время отдыха, чтобы побаловать ее как принцессу. Или в Бока-Рейтон, чтобы найти там какую-нибудь ловкую вдовушку или разведенную даму после пятидесяти, которая всерьез хочет снова выйти замуж.

— Сэмми, тебе всерьез нужно подумать о том, чтобы снова жениться. Ты не из тех людей, которые могут жить одни.

— Я ведь жил когда-то один.

— Теперь ты слишком стар, — говорит ему Клер. — Ведь ты и приготовить себе ничего не можешь, да?

Мы забываем, что Сэмми по-прежнему робок с женщинами, пока не пробит ледок, и не умеет познакомиться с девушкой. Я ему говорю, что когда мне станет получше, я поеду с ним и помогу найти кого-нибудь, кто нам понравится.

— Я тоже поеду, — говорит Клер, которая всегда готова ехать куда угодно. — Я могу их прощупывать и отсеивать ненадежных.

— Сэмми, — давлю я на него, — оторви ты задницу от стула и соверши кругосветное путешествие. Мы уже больше не мальчишки, и, может быть, у нас уже мало времени, чтобы начать делать то, что нам вроде бы всегда хотелось. Почему бы тебе не съездить снова в Австралию и не повидаться там со своим приятелем?

Когда Сэмми перевели в международный отдел «Тайм Инкорпорейтед», где он работал, ему пришлось поездить по всему миру, и он до сих пор поддерживает знакомство с людьми в разных странах.

Я даже думаю, что и сам мог бы отправиться в кругосветное путешествие, когда снова наберу свой вес, потому что это понравилось бы Клер. Последние годы я радуюсь, видя, как все они получают то, что им хочется.

Может быть, дело и в моем возрасте, а еще в этой болезни Ходжкина, но я чувствую себя спокойнее, зная, что, когда меня не станет, у них у всех не будет проблем. По крайней мере, вначале. Теперь, когда Майкл работает бухгалтером-ревизором и ему нравится место, куда он поступил, все они, кажется, устроены. У Клер сохранились и лицо, и фигура, и все благодаря ее поездкам на фермы здоровья, а еще пробежкам и зарядке, которыми она занимается потихоньку время от времени. Кроме всего этого, у меня во владении есть хороший кусочек побережья на Сент-Мартене, как раз подходящий для застройки, и он тоже записан на ее имя, а еще один кусок в Калифорнии, о котором она еще не знает, хотя и он записан на ее имя. У меня есть несколько депозитных сейфов, в которых есть кое-что, с чем она еще не научена обращаться. Жаль, что она плохо понимает в арифметике, но в этом ей теперь поможет Майкл, и у Энди в Аризоне тоже неплохая хватка. Майкл, кажется, разбирается в своем деле, а еще знает кое-что, чему научился от меня и чему, как мне известно, его не учили в бухгалтерской школе. Я доверяю своему юристу и другим своим людям, пока я рядом и они понимают, что мне надо, и знают, что я прослежу, чтобы все было сделано, но когда меня не станет, я не могу за них поручиться. Они что-то начинают лениться. Эмиль Адлер с возрастом тоже обленился и теперь спешит передать вас другому специалисту. Дети отказались от его услуг и обзавелись собственными домашними докторами. Я учу Клер быть пожестче с юристами, чем я, быть независимой.