Пляжное чтение - Эмили Генри

Я легла на спину и уставилась на звезды. Объемные темные облака плыли по небу, набегая на них, а я смотрела и вела в уме обратный отсчет, хотя и сама не знала, чего именно. Письма лежали вокруг меня грудой, все развернутые и все прочитанные. Два часа это занятие не давало мне покоя, но едва ли я сожалела, что провела так это время. Слова, которые он не сказал мне при жизни, наконец-то прозвучали. Мне казалось, что я путешествую во времени. Теперь я понимала, что чувствует наполовину зажившая рана, которую снова исцарапали до крови.

«Всем больно», – пронеслось у меня в голове. Я видела свое утешение в том, что моя боль не уникальна.

Что-то в этом заставляло его казаться и больше, и меньше. Меньше, потому что весь мир болел. Больше, потому что я могла наконец признать, что все остальные чувства, на которых я сосредотачивалась, были отвлечением от самой глубокой боли. Мой отец исчез, и я всегда буду скучать по нему. Этого должно быть достаточно, чтобы быть как все.

Я потянулась за телефоном и открыла приложение YouTube. Набрав «Everybody Hurts», я прослушала песню из динамиков своего телефона, а когда она закончилась, включила ее сначала.

Боль ритмично пульсировала в моих жилах, словно можно было натренировать себя не чувствовать боли. Однажды, когда у меня было время частых головных болей, мой врач сказал мне, что боль, по сути, это требование нашего тела быть услышанным.

«Иногда это прямое предупреждение, – сказала тогда мне врач, – а иногда рекламный щит, из числа тех, что привлекают внимание».

Я не знала, каковы намерения этой боли, но подумала, что, если прислушаюсь к ней, может быть, она, довольная, притихнет на некоторое время. Может быть, эта ночь боли даст мне хотя бы день облегчения. Песня снова оборвалась, и я начала все сначала.

Ночь была холодной. Интересно, насколько холоднее будет в январе? Мне вдруг захотелось узнать это. Я подумала, что проведение такого анализа позволит мне еще раз соприкоснуться с моим отцом, получить еще одну частичку его.

Я собрала письма и конверты в аккуратную стопку и встала. Надо идти домой, но теперь, когда я представила себе свой дом на берегу озера, странная новая вариация этой жгучей боли прошла сквозь меня. Я поняла, что Гас постоянно пребывает в ре-миноре[64]. И стала чувствовать, что разваливаюсь на части.

Прошло уже несколько часов с тех пор, как мы расстались. Я не получила от него ни звонка, ни даже смс-сообщения. Мне вспомнилось выражение его лица, когда он увидел Наоми. Как будто он увидел призрака перед своими глазами. Крошечный, красивый призрак, которого он когда-то любил так страстно, что даже женился на ней. Он так безумно хотел разобраться с этим своим чувством, что она разорвала его сердце на куски.

Я снова заплакала – слезы текли так сильно, что я ничего не видела перед собой. Открыв ленту сообщений с Шади, я напечатала: «Ты мне нужна». Прошло несколько секунд, прежде чем она ответила: «Выезжаю первым поездом».

Я еще секунду смотрела на свой телефон. Увы, там был только один человек, с которым мне действительно хотелось сейчас общаться. Я ткнула пальцем в контакт и поднесла телефон к уху. Была середина ночи, и я не ожидала ответа, но на втором гудке мне ответили:

– Яна? – торопливо прошептала мама. – У тебя все в порядке?

– Нет, – ответила я, и с моих губ слетел жалкий писк.

– Расскажи мне, милая, – настаивала она.

Я услышала, как мама села: шорох отодвигаемых простыней и слабый щелчок включенной лампы на прикроватной тумбочке.

– Я тебя слушаю, дорогая. Просто расскажи мне все.

Мой голос снова сорвался, как в самом начале разговора:

– Я говорила тебе, что Жак порвал со мной? Он сообщил мне это прямо в джакузи.

Мама ахнула:

– Ах этот маленький чертов проныра!

А потом я рассказала ей все остальное. Рассказала все.

* * *

Шади прибыла в десять утра со спортивной сумкой, в которой мог бы спокойно поместиться баскетболист, и с коробкой свежих продуктов. Открыв дверь и обнаружив подругу на залитой солнцем веранде, я первым делом заглянула в картонную коробку и спросила:

– Никакой выпивки?

– Ты же знаешь, что в двух кварталах отсюда есть потрясающий фермерский рынок, а не алкомаркет, – ответила она, юркнув внутрь.

Я попыталась рассмеяться, но от одного ее вида у меня на глазах навернулись слезы.

– О, дорогая, – сказала Шади, поставила коробку на диван и заключила меня в объятия, благоухающие розовой водой и кокосовым маслом. – Мне так жаль.

Она говорила по-матерински нежно, играя ладонью в моих волосах. Потом Шади отстранилась и мягко схватила меня за руки, изучая.

– Смотри, – заметила она, – твоя кожа похожа на кожу новорожденного ребенка. У тебя особая диета?

Я качнула головой в сторону коробки с тыквой и зеленью:

– Точно, ничего из этого.

– Так ты разработала себе диету? – предположила она и, когда я кивнула в ответ, похлопала меня по руке и повернулась к кухне, на ходу забирая коробку. – Я так и думала. Перед выпивкой и душевным разговором тебе нужны овощи. И, наверное, яйца или что-то в этом роде.

Когда она добралась до кухни, то внезапно остановилась, задыхаясь то ли от ее невиданного размера и стиля, то ли от отвратительного беспорядка, который я умудрилась устроить.

– О’кей, – сказала она, сменив позу и начав выгружать овощи на единственный свободный уголок столешницы. – Как насчет того, чтобы ты переоделась, пока я начну завтракать?

– А что не так с этими штанами? – спросила я, указывая на свои спортивные штаны. – Теперь это моя официальная форма, потому что я сдала свои позиции окончательно.

Шади закатила глаза и забарабанила синими ногтями по кухонной стойке:

– Честно говоря, Яна, это не обязательно должно быть бальное платье. Но я не буду готовить для тебя, пока ты не наденешь брюки на пуговицах или хотя бы на молнии.

Мой желудок заурчал, словно умоляя меня уступить, и я вернулась в спальню на втором этаже. На полу валялась куча мятых футболок, которые Гас выбросил за последние две недели. Мы их не стирали и вообще не трогали, так что я пнула их в большую кучу за дверью шкафа, чтобы убрать с глаз долой. Затем надела обрезанные джинсы и футболку с Эллой Фитцджеральд. Приготовление завтрака заняло полтора часа, а потом, прежде чем приступить к еде, Шади потребовала от меня обещания вместе съесть все блюда.

– Посмотри на это, – рассуждала я вместе с ней, указывая на миски с кашей. – К тому времени, как мы все это закончим, точно наступит Рождество.

– Тогда я рада, что взяла пальто, – небрежно пожала плечами Шади.