Патриот - Андрей Рубанов

Знаев засмеялся.

– Книг я точно писать не буду, – сказал он. – Это тухлое дело.

– Бог с ними, с книгами. Открой мастерскую по ремонту самокатов. Всё, что угодно. Только никакой войны. Скажи, тебя кто-то уговорил, или ты сам всё придумал?

– Сам, – ответил Знаев. – В том-то и дело. И не придумал, а захотел. Это желание… Оно не из головы. И оно сильное. Мне не нравится, когда в мой народ стреляют.

– Есть повод, – сказала Гера, – вот и стреляют.

– Неважно, кто дал повод. Важно, кто кого застрелил.

– Раньше ты не говорил такого.

– Есть вещи, о которых не говорят. Их просто делают молча, и всё. Я не хотел говорить даже тебе.

– Тогда почему сказал?

– Потому что между нами всё должно быть честно. Никакого вранья. Никаких недомолвок. В этом всё дело. Не лгать, не умалчивать. Даже в мелочах.

Гера опустила глаза и повторила:

– Откажись от поездки. Пожалуйста.

– Не могу, – сухо ответил Знаев. – Извини. Я уже решил. И даже обсудил с друзьями.

– И что сказали друзья?

– Что я идиот. Что моё место здесь.

– Почему же ты не послушаешь своих друзей?

– Потому что мир изменился. А друзья не хотят меняться. Они не чувствуют… Они думают, что всё будет, как всегда… Что тут, в России, всё стоит само собой, божьим попущением. А так не бывает. Ничто не стоит само собой. Всё всегда опирается на людей. На тех, кто готов взять дубину и переломать кости любой сволочи.

– Ладно, – сказала Гера. – Я поняла. Уговаривать бесполезно. Когда ты уезжаешь?

– Скоро.

– Тебе помочь со сборами? Что-то постирать?

– Сам справлюсь, – сказал Знаев. – Но за заботу спасибо.

48

– Ничего не давай, – сказал Жаров, отмахивая пальцем, как бы подводя черту под вычислениями, под выстроенными в столбик циферками. – Ни копейки. Ни старшему, ни младшему. Всё оставь себе. И магазин этот проклятый – продай. И деньги, если тебе их заплатят, что, кстати, не факт, – тоже оставь себе. И трать их на себя. И живи – ради себя. Это трудно, я тоже не сразу научился… К этому за день или за два дня – не придёшь… Постепенно надо… Я научу… А про детей не думай. Дети – что? Наши дети – больше не дети. Понадобится помощь – сами придут…

Знаев молчал, крутил баранку. Ему не хотелось ни возражать, ни поддакивать. После того, как он понял, что его решение принято твёрдо и бесповоротно – желание говорить, сотрясать воздух пропало. С любимой женщиной, с маленькой художницей ещё можно было что-то обсудить. Но с остальными – нет. Ни с кем. Даже с другом.

Друг оказался слишком массивен для арендованной малолитражки – едва оказавшись внутри, он в два мгновения заполнил салон табачно-коньячным духом, решительно отодвинул кресло назад до упора, и всё равно не поместился весь, то локтем толкал-упирался, то коленом в борт ударял, то окно настежь открывал и выдвигал правое плечо в прохладное забортное пространство, и на его лице то и дело появлялось выражение возвышенного философского неудовольствия, как будто не автомобиль был ему тесен, а весь мир, вся наличная действительность не умела вместить его огромные колени и локти, его бочкообразную грудную клетку, его круглую крутую башку, его волю и страсть к жизни.

«Или, может быть, я ошибаюсь, – подумал Знаев. – Может, ему просто надоело возиться со мной, дураком, развлекать меня, таскать по GQ-вечеринкам».

– Это приходит с возрастом, – продолжал Жаров. – Я хоть и моложе тебя, а быстрей понял. Потому что у тебя… только без обид, да? – много всяких лишних тараканов в голове… Ты же – Знайка, человек-легенда… Умник… Херов интеллектуал… А я, Жора Жаров, – парень прямой… и, слава богу, не такой умный… Поэтому я сообразил раньше. Мы с тобой – взрослые существа. Мы создали империи! Мы тысячам людей дали работу! А если шире взглянуть – не работу, а надежду! На благополучие, на долгую счастливую жизнь, на высшую справедливость. У меня в конторе есть люди, которые сидят на одном месте по двадцать лет. Они женились, родили детей, купили квартиры, вырастили детей, отправили их учиться, купили квартиры детям… Они судьбы свои построили, благодаря мне, Жоре Жарову, балбесу и пьянице… Причём, заметь, Жора Жаров, твой покорный слуга – не полубог ни хрена, не Стив Джобс, и не Илон Маск, никаких понтов, никаких миллиардов… Простой парнишка со 2-й Тверской-Ямской… Понимаешь, к чему я клоню?

– Понимаю, – сказал Знаев. – Здесь – направо? Или прямо?

– Прямо! Всё время прямо, пока не выберемся из города. Я же сказал, тридцатый километр, воинская часть. Ты хотел из автомата пострелять – там тебе будет автомат.

– Отлично, – сказал Знаев. – Закрой окно. Холодно.

– Терпи, – хрипло ответил грубый Жаров. – На улице плюс двадцать. Ты мёрзнешь, потому что ты сегодня не жрал нормально. Не обедал и не ужинал. И полдня просидел за рулём. В этой коробчонке.

И Жаров снова толкнул локтем пластиковую обшивку; машина едва не развалилась на куски; Знаев улыбнулся.

– Ты, – бубнил Жаров, яростно расчёсывая небритую шею, – нихера себя не уважаешь. А это вносит дисгармонию в единую картину мира. Ты создал банк, ты построил магазин, ты накормил людей, и наделил смыслом их жизнь. Ты – большой человек, Серёжа. Ты – исполин. Ты прошёл долгий путь, и теперь должен заняться собой. Все ждут, что ты останешься исполином. Всемогущим монстром. Никто не хочет, чтоб ты помер, или заболел, или сошёл с ума, или уехал воевать, или заторчал на психотропах. Все хотят, чтоб ты оставался таким, каков ты есть. Если ты сейчас продашь этот свой военный супермаркет, и купишь себе яхту, и на этой яхте отправишься вокруг света, с заходом на Северный и Южный полюса – тебя все поймут, и поздравят. Потому что если человек много работает – он должен много отдыхать. Если человек много делает для окружающего мира – он должен много делать и для себя самого. Это очень просто, это элементарно и очевидно. Это – закон равновесия! Ты – исполин, титаническое существо. Что ты ешь? Что ты пьёшь? Что ты куришь? Как ты восстанавливаешься? Какой у тебя секс? Каковы твои развлечения? Этого никто не знает. Это знаешь только ты сам. Никто не полезет давать тебе советы. Никто тебя не упрекнёт. Живи для себя, трать всё на себя. Оставайся исполином, небожителем. Не разочаровывай людей, не лишай их веры. Вот этот парень, Григорий Молнин, хозяин «Ландыша», – он всё правильно делает. На каких-то планерах летает, Антарктиду на снегоходах бороздит. А ты, небось, думаешь, что он – жлоб и говнюк. Ты думаешь, что миллиардеры должны на храмы жертвовать и библиотеки содержать за свой счёт. Ничего подобного. Людям не нужны храмы и библиотеки. Нужны, конечно, – но не в первую очередь. Сначала людям нужна вера в исполинскую сущность человеческого рода. Пожертвовать на храм может любой упырь и душегуб. Из десяти храмов девять построены на деньги подлецов и гадов. Нахер эту ссаную парадигму. Она устарела. Исполин должен жить жизнью исполина. Вот к чему я тебя подвожу, брат мой Знайка. Понимаешь меня?