Патриот - Андрей Рубанов

Мальчишка-водитель спал, сидя за рулём, откинув назад белую голову. Ординарец хлопнул ладонью по капоту машины, водитель мгновенно проснулся и завёл мотор. Знаев поискал глазами, ища ординарца, чтобы попрощаться с ним – но широкий Гриша уже исчез за дверью. Спешил вернуться к отцу-командиру.

Отчаянно зевая и потирая глаза, шофёр развернул машину и повёз их в обратном направлении.

– Кепку давай, – сказал ему Жаров.

– Да ладно, – ответил мальчишка. – Обратно можно и так. Сегодня мой земеля дежурит.

Когда железные ворота снова раскрылись, Знаев не ощутил никаких особенных эмоций; так или иначе, мир по обе стороны забора, отделяющего военных людей от мирных, был устроен примерно одинаково; точно так же бурлил в чайниках кипяток, и все были одеты в примерно одинаковые штаны со слегка оттянутыми коленями, один и тот же хлеб стоял на столах, один и тот же алкоголь лился в стаканы.

На сырой ночной обочине Жаров попрощался с мальчишкой-шофёром и подарил ему пачку сигарет; мальчишка взял с благодарностью и, не тратя времени, укатил по пустой дороге к ближайшему развороту, а два столичных коммерсанта залезли в машину и поспешили включить печку: этим летом ночи были сырыми и прохладными.

Пока грелись, Знаев написал младшему сыну смс. «Привет, завтра надо увидеться, дело важное, лучше прямо с утра. Что скажешь?»

Через минуту пришёл ответ:

«Без проблем, приезжай ко мне, с утра я дома».

И адрес.

«А мать не против?» – написал Знаев. – Спроси у неё».

«Не могу, – ответил младший. – Она спит уже».

Понятно, подумал Знаев, мама, значит, не по ресторанам гуляет с бойфрендами, а мирно смотрит полночные сны, завтра утром надо работать. Трудолюбивая упорядоченная женщина.

Жаров обитал в дорогом доме близ метро «Крылатское». Пока ехали – почти не разговаривали. Залитый ярким светом ночной город напоминал огневую зону: гудели громадной мощности фонари, тут и там восставали из мрака мишени всем форм и видов, отлично смазанные автоматы ждали прикосновения умелых рук, а сбоку кто-то ловкий готовил всем желающим выпивку и закуску. Однажды дорогу перед машиной перебежал шатающийся колченогий бес, в драном, но пижонском кожаном плаще, по видимому, сильно пьяный – ковылял поперёк движения, в самом тёмном месте, как будто специально желал, чтоб его задавили, – но Знаев вовремя увидел горящие рубинами глаза и успел отвернуть.

Когда подъехали – Жаров не спешил выходить, шумно сопел и вздыхал.

– Ты, ну, извини, – сказал он. – Я думал, это будет как у Марка на даче. Типа, выпьем, постреляем, посмеёмся и разъедемся.

– Ничего, – ответил Знаев. – Так ещё лучше. Но учти, я не передумал.

– Дело твоё, – печально сказал Жаров. – По крайней мере, моя совесть чиста. Я сделал всё, чтоб тебя, дурака, остановить.

– У тебя почти получилось, – сказал Знаев. – Прощай, брат. Спасибо за всё. Жене поклон передавай.

– Обязательно, – сказал Жаров. – А ты, когда вернёшься, – позвони.

– Да, – сказал Знаев. – Тебе первому.

Жаров сильно сжал его правое плечо и вышел. Отойдя на два десятка шагов, обернулся и помахал рукой, а затем сунул руки в карманы, ссутулился и поспешил ко входу в дом, развинченной походкой хулигана или драгдилера, – то была пантомима, исполненная специально для друга, и Знаев оценил, засмеялся благодарно.

49

Серое, зыбкое утро. Облака цвета рыбьей чешуи. Прохладно. Разумеется, так и должен начинаться последний день перед отъездом. Мутновато, безрадостно, ветер гонит колючую пыль, «Яндекс» обещает грозу и шквал.

Знаев везёт младшему сыну деньги и подарки: собственную книгу и кожаный брючный ремень, прочный, как подошва, купленный когда-то в Нью-Йорке близ Таймс-сквер в магазине «Diesel».

Сын живёт на дальней окраине, в Солнцеве, на дорогу уходит больше часа, но Знаеву некуда спешить, он едет медленно, в средней полосе, слушает «Радио Джаз» и часто проверяет пальцем гладкость свежевыбритой щеки. Не столь гладкая, увы, эта пятидесятилетняя щека. «Ничего, – думает Знаев, – приеду на место – сразу отпущу седую бороду, если командир разрешит. У меня ведь будет там командир. Какой-нибудь взрослый дядька, мой ровесник. А сын пусть запомнит меня выбритым, моложавым, бодрым. Крутым».

Он находит адрес, петляет по узким гладким проездам, квартал совсем новый, дома-муравейники стоят тесно, зато во дворах – уютно и чисто, прянично раскрашенные детские площадки с горками и каруселями, нет ни битых бутылок, ни бездельных забулдыг, ни медленных стариков с засаленными кошёлками; здесь – царство молодых, уверенных, тех, кто начинает новую жизнь.

Знаев жмёт кнопку звонка, и сын открывает ему тяжёлую стальную дверь. Квартира неожиданно оказывается огромной и обставленной с большим вкусом. Озадаченный Знаев жмёт сыну руку и снимает ботинки. Он не ожидал увидеть дубового паркета и встроенных шкафов с двухметровыми зеркалами. Из приятно пахнущих дальних комнат появляется Вероника, свежая, элегантная, в цветастых индийских шароварах, глаза подкрашены, гостеприимно улыбается.

– Я ненадолго, – предупреждает Знаев. – Я к нему, – и кивает на румяного Сергея Сергеевича. – Ты не против?

Она отрицательно качает головой и подходит; после секундного колебания Знаев неловко целует её в висок. Он не уверен, что так надо, но как надо – не знает.

– Хороший дом.

– Спасибо, – отвечает Вероника. – Нам тоже нравится.

И обменивается улыбками с сыном; у них, стало быть, мир и полное взаимопонимание, соображает Знаев. Он дезориентирован, он готовился к чему-то другому, думал – увидит тесноту, сальный экономный быт, пыльные половички; он полагал, что войдёт, как сверкающий рыцарь в бедняцкую лачугу.

В комнате сына – солнечно, радостно, юношеский беспорядок, на стене плакат с черепашками-ниндзя, письменный стол завален учебниками и тетрадями, возле балконной двери – баскетбольный мяч, под столом – футбольный мяч, возле кровати – мяч для регби; над кроватью полка с книгами, тоже сплошь учебники. Здесь, на своей территории, внутри частного обиталища, Сергей Сергеевич кажется моложе, тоньше, нежней и даже ниже ростом, и Знаев на мгновение сомневается, стоит ли отдавать деньги ему, не лучше ли сразу пойти к матери и вручить всю сумму в её деловитые руки?

Но бывший банкир никогда не менял принятых заблаговременно решений, и сейчас решительно сдвигает со стола стопки книг и ставит свой портфель на освободившееся место.

– Дверь закрой.

Мальчик выполняет просьбу, вежливо улыбаясь, а Знаев замечает, что замка на двери нет.

– Девчонок сюда не водишь?

– Иногда, – отвечает сын, слегка краснея.

– А от мамы не запираешься?

– Мама, – отвечает мальчик, – не входит, если у меня гости. Уважает моё privacy.