Час ведьмы - Крис Боджалиан

— Ах, это мой — будь я кавалером, то нашел бы более подходящее слово — друг, — сказал он с улыбкой.

— И как бы вы меня назвали в таком случае? Любовницей?

— После одного поцелуя еще никто не становился любовниками.

— Музой?

— Тогда вышло бы, что я поэт, а не… — он небрежно махнул рукой на корабль, — грузчик.

— У вас есть и другие обязанности.

— Иногда — возможно, — он посмотрел на город. — Что привело вас сюда и заставляет искушать недостойных?

— И вашего дядю. Не забывайте о нем. Мое присутствие здесь ему очень неприятно.

— Вы виделись с ним?

— Да. Я спросила, где могу найти его племянника. Он был так добр, что сказал мне.

— Уверен, вы жестоко огорчили его, когда сказали, что ищете меня. Поинтересуйся вы ближайшими поставками рома, лаймового сока или соли — он бы одобрил. В глазах моего дяди нет ничего постыдного в поставках роскоши. Но очевидно, что вы пришли не по этой причине.

— Мой отец сказал мне, что со дня на день ожидается корабль из Вест-Индии. Он вернется туда, как только выполнит свою задачу в Бостоне.

— «Согласие», да.

— Насколько он большой?

Генри пожал плечами.

— Не крошечный, но и не гигантский. Сто тридцать тонн, насколько помню. Четырнадцать-пятнадцать человек экипажа.

— А под Вест-Индией подразумевается Ямайка?

Генри кивнул.

— Хотите узнать, не возьмет ли он пассажиров?

— Только двоих, — ответила она.

— Возможно, но условия будут не такие комфортабельные, как в бостонских домах.

— Это не страшно. Учитывая происхождение корабля и его маршрут, не думаю, что среди его груза будут вилки.

— Нет. Хотя сомневаюсь, что матросы разобрались бы, что с ними делать, будь они на борту.

— Значит, им не придет в голову протыкать руку леди, — сказала Мэри.

— Не придет, — согласился Генри.

— Думаю, мне стоит взять одну треть денег, которые Томас хранит в доме.

— Наверное, это будет неправильно. И в этом нет необходимости.

— Нет?

— Нет. Мне не нужно от вас приданого.

Какое-то время они просто молчали и смотрели на океан. Затем, словно в танце, одновременно повернулись друг к другу и скрепили договор.

Рождество, не признанное в Бостоне, пришло и минуло. Корабли причаливали, оставляли груз, брали на борт сосновые доски, мех и соленую рыбу, но «Согласия» среди них не было. Мэри подготовила сумку, куда положила одежду — ее было очень немного, поскольку она не собиралась подогревать слухи насчет того, что на самом деле жива и сбежала, когда представилась возможность, — и расческу, исчезновение которой Томас вряд ли заметит. Она готова была уехать в любой момент.

Когда в следующее воскресенье они вышли из церкви и направились к дому ее родителей, где собирались пообедать, Мэри спросила отца, не запаздывают ли корабли и не докладывают ли капитаны о штормовой погоде.

— Ничего подобного, — расплывчато ответил тот.

— Значит, до тебя не доходили вести, что какие-то суда могли потеряться?

— Нет, — ответил он и закашлялся на морозном воздухе.

Томас, шедший рядом с женой, пристально посмотрел на нее, прищурив глаза. Но ничего не сказал.

И, когда за обедом их служанка помогала Абигейл и Ханне, никто, кроме Мэри, не заметил, что Кэтрин задержалась рядом с Томасом, наклонившись подложить ему еще оленины. Словно он был розой и она хотела вдохнуть ее аромат.

В тот вечер, когда они оба были в своей спальне, Томас спросил Мэри:

— С каких это пор ты стала так интересоваться кораблями?

— Мне всегда было интересно дело отца.

— Соглашусь, что оно интереснее моего. Постараюсь не счесть это за оскорбление, — он задул единственную свечу, и Мэри подумала, что на этом разговор закончится. Но, когда комната погрузилась во мрак, он продолжил тихим зловещим голосом: — И хоть я уверен, что у тебя в голове в основном одно белое мясо, — я уже говорил тебе, — но знаю, что там есть ошметки чего-то большего, темного, змеиного и гордого. Я пытался сломать тебя, как дрессировал бы дикую лошадь, чтобы она стала послушной. Но, Мэри, — она смотрела в темный пустой потолок, — эта часть может довести тебя до виселицы, — сказал он.

Она проглотила это и промолчала.

— Я знаю, что ты не спишь, — прорычал он.

— Не сплю.

— И?

— Ты обвиняешь собственную жену в одержимости? Если да, то что я сделала, чтобы заслужить такое оскорбление?

— Я чувствую, что ты что-то замышляешь. Но когда я узнаю больше и обличу злость в твоем сердце, чайник будет наименьшей из твоих забот.

Ей хотелось спросить его, почему бы ему не убить ее сегодня ночью, чтобы Кэтрин сразу забрала его себе, но сдержалась. Во-первых, она не знала, есть ли в нем хоть толика взаимности, было ли ему хоть какое-то дело до служанки, а во-вторых, она даже надеялась, что Кэтрин ему нравится.

Эти люди заслуживают друг друга.

Наконец перед самым Новым годом «Согласие» встало на якорь в бостонской гавани. Это был четверг. Корабль прибыл ближе к вечеру, солнце уже спускалось за холм Маяк. Мэри об этом никто не сообщил. Она узнала обо всем потому, что каждый день после обеда отправлялась в гавань, за исключением тех дней, когда они с Томасом ужинали у ее родителей и она могла напрямую спросить у отца, какие корабли приплыли и уплыли; она надеялась, что из-за этих вопросов ее заподозрят лишь в сребролюбии, а не в чем-то большем.

Но в тот четверг она увидела большое судно, пришвартованное на краю пристани, со спущенными парусами на двух огромных мачтах, и Мэри спросила у проходившего мимо моряка название корабля. Он ответил, и Мэри, не думая о том, что может еще сильнее обеспокоить Валентайна Хилла, если он ее увидит, направилась прямо к его складу с намерением найти Генри. Валентайн уже ушел домой, но Генри был еще в кабинете. Он сказал ей, что разгружать корабль уже поздно, так что работы начнутся только с утра (при условии, добавил он, что моряки вечером не напьются до такого состояния, что к утру не смогут выйти на работу). Днем на корабль погрузят товар из Новой Англии, и в субботу он отплывет.