"Абрамсы" в Химках. Книга третья. Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Враги переборщили со своей осторожностью, со своим желанием поучиться за счет русских, демонстративно окупить деньги своих налогоплательщиков и получить у них кредит на будущее. За это время, за странную паузу двух последних месяцев, русские собрались с силами сами, и собрали все возможное тяжелое железо в один действительно серьезный кулак. Командующий считал полным и безоговорочным бредом теории младших офицеров о том, что какое-то значение может иметь пандемия парагриппа. Плевал он на такую пандемию. На оккупированных территориях многие миллионы граждан России умерли от самых настоящих эпидемий. Эпидемий тяжелых, смертельных, без организованной квалифицированной медицинской помощи заболеваний. Тех самых, что именуются «особо опасными инфекционными». Их студенты-медики изучали без особого пиетета, потому что это всегда была чистая теория. Умерли от дизентерии, холеры, сыпного и брюшного тифа. Ходили слухи о вспышках самой настоящей чумы, от которых полностью вымирали целые города, – но у этих слухов действительно серьезного, доказательного подтверждения пока не было. И на фоне вот этого всего – страдания и цивилизованного мира, и диких негров в Африке, и нецивилизованных русских в их тундре от хронического насморка? Да тьфу! Когда четверть солдат в роте одновременно лихорадит, дрищет и блюет, – это гепатит А, это он видал. За такое снимают с должностей медиков в погонах, до корпусного уровня включительно. Насморк как причина снижения боеспособности вражеских бригад и дивизий? Да вы охренели уже совсем, в своих теплых Европах. Знаете, каков неформальный девиз той же 107-й ракетной Мозырской ордена Ленина Краснознаменной бригады? «Солдату бригады не бывает холодно, ему бывает свежо». А знаете, какой их формальный и даже уже совершенно официальный, даже утвержденный каким-то номерным приказом девиз образца текущего 2013 года? «Мсти. Убивай».
– Товарищ Командующий, докладывают 35-я и 37-я. Вступили в соприкосновение с противником.
– С богом, мальчики… Давайте, родимые…
Мальчики, ну да. Генерал-лейтенант знал обоих комбригов лично. 35-я отдельная гвардейская комплектовалась алтайцами, а 37-я отдельная гвардейская – жителями Республики Бурятия, в том числе собственно бурятами. Репутация у обеих этих бригад у противника была по-настоящему пугающей. Обе давно действовали вместе, и генерал-лейтенант, не стесняясь, звал обоих комбригов «мальчиками». Они были совершенно не похожи один на другого внешне, и уж точно не были похожи на него, старого человека. Но они были одной с ним волчьей породы, вот что важно.
Тактический планшет мигнул экраном, обновив информацию. Спутник шел с запада на восток, охватывая с огромной высоты почти всю картину в целом. Мощности процессора планшета ни при каких условиях не могло хватить для распознавания объектов, но это был просто экран – и распознавание, и преобразование шли на совершенно других, очень и очень серьезных машинах. Спрятанных под метрами бетона и обслуживаемых десятками компьютерных специалистов в погонах и без. Значки и иконки на 10-сантиметровом экранчике были результатом их непростого труда. И генералу стоило сил понимать: каждый из этих значков – за исключением фантомов, прошедших все фильтры ложно-положительных сигналов, – состоял из вражеского железа и живых врагов. У него уже создалась правильная привычка, он не имел соблазна считать происходящее командной игрой или даже просто учебой, проводимой на компьютерной модели. Пропущенная, не принятая во внимание иконка могла обернуться тысячей бумажных «похоронок». Бесполезно потерянной на марше бесценной зенитной батареей или накрытым на исходной позиции драгоценным ракетным дивизионом. И в конечном итоге – поражением.
– Видите?
– Так точно, видим… Ну ничего ж себе, а?..
Это только в дурных фильмах Командующий, сурово наморщив лоб, непрерывно отдает приказы усталым, но уверенным голосом. На самом деле, сейчас, сию минуту, комфронта был скорее наблюдателем. Огромная подготовительная работа, проведенная и его штабом, и им самим, и тысячами офицеров всех рангов, должна была сейчас или начать окупаться, или с треском отправиться прямым ходом в жопу. И он с настоящим, буквальным замиранием сердца смотрел: «Ну, ну, ну?» Пришелся ли их удар по цели или лег в пустоту, по многим десяткам и сотням надувных макетов, изображающих танки, бронемашины, вертолеты в капонирах? По имитационным командным пунктам, расположение которых бережно скармливалось его разведчикам, партизанам, гражданским наблюдателям? Еще и жизнями платившим за эти данные, которые вот сейчас окажутся ненастоящими?
Каждый офицер знал: любой план может оказаться ничем, пшиком. Сколько уже было таких случаев в его собственном опыте, далеко не всегда гладком и победном? Много, слишком много. Какова вероятность того, что и он сам, и его штаб недооценили или вообще не приняли во внимание один или несколько факторов? Что один или несколько из десятков компромиссов, на которые они пошли, оказался в корне ошибочным? Невозможно сосчитать, никакой компьютер на это не способен. Надо было или принимать этот риск и нанести наконец свой давно планируемый удар, или продолжать копить силы на неизведанное будущее. Зная, что продолжают гибнуть миллионы людей.
– Пошла Кантемировская… Пошла, родимая…
– Вижу, вижу. Пошла. Командиру Кантемировской генерал-майору Комбарову!
– Слушаю, товарищ Командующий.
– Одно слово. «Дави».
Подполковник-штабист оскалился. Этот тоже волк. Полный, с некрасивым лицом давно пьющего человека, неспособный ни разу отжаться или подтянуться – этот тоже волк. Профессиональный военный, отдающий войне себя всего целиком. Талантливый без всяких преувеличений; работоспособный, как ломовая лошадь. Агрессивный и хищный, как вот эта самая серая зверюга. Еще один.
Комфронта знал, что воссозданная в самом начале войны Кантемировская, дважды разбитая и дважды с тех пор переформированная – единственная полностью укомплектованная танковая дивизия в его распоряжении. Было бы странно, если бы он об этом позабыл. И еще он отлично знал, что наносить лобовой удар танками, поставленными в первый эшелон наступления, – противоречит всем стандартам, всем академическим доктринам, которые в него вбивала служба. Но времена установившихся линий фронта, обозначенных на поверхности земли и картах тысячами километров траншей, колючей проволоки и минных полей, давно прошли. Сейчас все было не так. Если он ошибся, и их первый удар не достигает цели, если американцы и британцы отвели свои части, оставив позади чисто номинальные заслоны в опорных пунктах, и развернув тысячи муляжей, и приготовив десятки «огневых мешков», – им конец, всем. Если они бездарно растратили боеприпасы, если потеряют сейчас подготовленных мотострелков, и танкистов, и летчиков, и давшую им хоть сколько-то приблизиться числом к штату технику… Другого шанса у фронта не будет. И у страны тоже.
Однако и у Командующего, и у его штаба до сих пор сохранялась значительная степень уверенности в том, что завершение переформирования 4-й гвардейской танковой Кантемировской и ее выход на исходный рубеж не вскрыты противником или вскрыты не полностью. Основывается ли его убежденность на иллюзиях, покажет уже сегодняшний день. И в любом случае, танковая дивизия на хвосте у стремительно отходящего врага, под последовательными ударами всех его сил и средств – гораздо меньшая ценность, чем та же дивизия уже в боевых порядках, давящая гусеницами всех подряд по фронту своего наступления.