Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова

Но, дойдя до второго этажа, он не свернул к себе, как этогоможно было ожидать, а поплелся на третий. Я поставила стакан с «устрицей» наплощадке, против мясистой пальмы, и отправилась следом за Калью.

Все последующее напомнило мне мелодраматические сопли, которымивремя от времени исходил мой любимый журнал «Дамский вечерок». Кальюостановился против номера своего покойного патрона и, не прекращая шмыгатьносом, достал из кармана ключ. Но на то, чтобы открыть дверь, ему понадобилосьнесколько минут. Я даже порывалась выйти из своего временного укрытия(напольной вазы с лилиями, остро и сладко пахнущими лежалой мертвечиной), чтобыпомочь бедолаге.

Наконец Калью справился с замком и завалился в номер. Выждавконтрольные три минуты, я двинулась за ним. И снова нырнула под своды недавнегопреступления.

В номере было темно; даже свет от окна не проникал.Очевидно, что его плотно зашторили: запах убийства и память о нем не должныникого тревожить.

Глаза никак не хотели привыкать к темноте, она плавалавокруг меня, как туман, забиралась в ноздри и покалывала затылок. Я вдругвспомнила о слепой жене красавчика Филиппа: вот кто ориентировался бы здесь,как рыба в воде, вот для кого не было бы никаких тайн в бархатистом черном. Ужона бы сразу определила месторасположение Калью.

А я…

Потерянная, я стояла посреди темноты, боясь сделать хотя бышаг: еще неизвестно, что последует за этим шагом и кто меня будет за ниможидать. Черт, черт, черт, что за детские страхи! Здесь нет и не может бытьникого, кроме налакавшегося вусмерть эстонца.

Нет и не может быть.

Не опоздавший же на поезд убийца здесь прячется, в самомделе!

А если Калью и есть убийца? Ведь убийц всегда тянет на местопреступления, об этом я сама читала в журнале «Дамский вечерок», в интервью содной популярной писательницей, имя которой никак не могла запомнить…

А если Калью и есть убийца?

Если он узнал меня еще тогда, в баре? Если он просто ждалменя, как ждет змея зазевавшегося тушканчика? Если он специально заманил менясюда и…

Плохо соображая, что делаю, я нашарила рукой стену и сталаискать выключатель. Поиски заняли вечность, но в конце этой вечности меня ждалсвет, заливший номер. Тот самый номер, в котором произошло убийство Олева Киви.

Убийство, которое я проспала.

…Номер казался не просто убранным — вылизанным.Подготовленным для долгой стерильной смерти, как какой-нибудь склеп сразу послепохорон. Родственники покойного дают себе и друг другу слово навещать его,зная, что не придут никогда. Интересно, как долго номер будет стоять пустым?..Совсем потеряв осторожность, я прошлась по нему и даже посидела в кресле — томсамом кресле, в котором выслушивала россказни Олева Киви о его покойной жене.Возможно, в нем сидел и сам убийца, перед тем как направить нож в грудь Олева.Он видел все то, что вижу сейчас я: зашторенные окна, видеодвойку, стеклянныйжурнальный столик, ковер на полу, абстрактную картину на стене, керамическуюлампу в латиноамериканском стиле — точно такую же, какую разбила Чарская…

И он видел меня.

Меня.

И я осталась жива только потому, что не проснулась. А еслибы проснулась?.. А если он и сейчас в городе? Если он и сейчас в гостинице — ирешит, что я просто притворялась. Что не спала?..

Мурашки поползли у меня по телу, а потом я услышала тонкийзастенчивый храп. И двинулась на него.

Так и есть.

На кровати, где еще совсем недавно почивали мы с ОлевомКиви, раскинув руки, спал Калыо. Эта картинка была такой невинной, что я дажерассмеялась. И все стало на свои места. Вдрызг напившийся Калью Куллемяэ простоперепутал этажи. Как я могла забыть — ведь на плане Сергуни Синенко его номернаходился прямо под номером Олева Киви! Он просто перепутал номера. А посколькуих планировка вряд ли отличается особыми архитектурными новациями, тосовершенно нормально, что он завалился на кровать.

Я осторожно прикрыла дверь спальни и вышла из номера.

Никакой загадки. Ну почему эстонцы не преподносят никакихзагадок?..

Спустившись на второй этаж, я нагнулась было за оставленнымстаканом «устрицы пустыни» — и с удивлением обнаружила, что он пуст. Нет,стакан стоял на том же самом месте, на котором я оставила его, вот только ниджина, ни виски в нем уже не было.

Интересно, кто мог так пошутить?

Сама Чарская вряд ли вышла бы из номера («пусть это делаютте, которым деньги платят»), Калью на моих глазах оккупировал номер Киви,бармен Андрон Чулаки привязан к своей стойке и к «Убийству в Восточномэкспрессе». Немец Гюнтер Кноблох, если верить тому же Андрону, не пьет ничегокрепче воды… Глава алкогольной империи Аурэл Чорбу вряд ли будет менять своивина и свой коньяк на какое-то сомнительное пойло… Разве что Илья Слепцов скордебалетом. Или охранники. Наверняка охранники поднимаются на этажи…

Да и черт с ней, с этой «устрицей в пустыне», вот толькоперед Чарской неудобно.

Вспомнив об актрисе, я вздохнула и направилась к ее номеру.Дверь была приоткрыта, а Чарская…

Полина Чарская тоже спала.

Свернувшись клубком на кресле, среди изувеченных вещей,осколков стекла и пластиковых воспоминаний о телефонном корпусе. Она спала так,как спят маленькие дети: подложив ладонь под щеку и надув губы.

Очень мило.

Наверное, это и есть лучшая ее роль…

Я осторожно прикрыла дверь в номер, развернулась на пяткахи… уткнулась в жесткую грудь Аурэла Чорбу.

— Вот ты где! — Он как ни в чем не бывалоулыбнулся мне. — Почему ты сбежала?

— Я не сбежала… Просто вышла в коридор и встретила своюстарую знакомую.

— Эту маленькую дрянь? — Судя по всему, Чарская иЧорбу ненавидели друг друга взаимно.

— Эту Суку, — поправила Аурэла я. — Всеназывают ее Эта Сука.

— Значит, встретила старую знакомую…

— Пришлось немного поболтать.

— Я слышал, — Аурэл ощетинил усы. — Вы оченьгромко разговаривали. И, по-моему, даже прибегали к помощи… э-э… некоторыхпредметов.

Я развела руками: что же тут поделаешь, вулканическийтемперамент.

— А ведь я заглядывал к ней, — помолчав, добавилон. — Тебя там не было.

— Я спускалась в бар. Хотела заказать что-нибудьвыпить…

Чорбу укоризненно посмотрел на меня.

— Для Полины. Не для себя… После ваших фантастическихконьяков я вряд ли скоро отойду…

— Может быть, еще по чуть-чуть пропустим?

Я умоляюще поднесла руки к груди.

— Думаю, на сегодня достаточно…