Аббатство Теней - Себастьян де Кастелл

— Хорошо, — перевела Нифения. — Но после тебе придется принести впечатляющие извинения.

Поладив на этом, мы вчетвером выбежали за ворота, чтобы встретиться с тем, что, как мы знали с самого начала, будет нас там ожидать. Мне пришло в голову, что, возможно, мне никогда не придется приносить упомянутые извинения.

Конечно, мы ожидали неприятностей. Хотя действия аббата приняли темный оборот, он потратил годы на то, чтобы заслужить преданность своих приверженцев. Это не так просто сделать. Монахи — обручники, фоггеры или как их там еще называли — охраняли его, пока он работал. Я был бы дураком, если бы думал, что там не будет и метателей Теней. К этому времени они выбрали свой путь, решили, кому верны; они могли даже рваться в бой. Чего я не предвидел, так это первой жертвы войны, которая уже ожидала нас.

— Мальчик мертв, — сказал Турнам.

Он стоял на коленях, держа на руках неподвижное тело Азира. Не было ни крови, ни сломанных костей. Только явная пустота в безжизненном взгляде.

В воздухе висела странная тишина, как будто смерть невинного стала стеной, разделяющей две стороны, удерживая от дальнейшего насилия. Турнам даже не смотрел на нас, хотя я знал: он обращается ко мне.

— Это не рана, не заклинание, ничего такого. Просто слишком много путешествий за слишком короткое время. Слишком много страха, что его найдут, что его захватит отряд. Знаешь, страх сказывается. Он ослабляет дух.

Тунам снова и снова качал головой.

— Глупый малыш. Я все время твердил, что он должен повзрослеть. Перестать быть таким ребенком.

— Мне жаль, — сказал я. — Он… Думаю, он восхищался тобой.

Турнам встал, все еще держа на руках тело Азира.

— Он ненавидел меня. Считал, что я задира. Наверное, он был прав, но я просто пытался его закалить, понимаешь? Я думал, что, если он только сумеет побыть сильным еще немного, еще пару лет, с ним все будет в порядке.

Между нами и аббатом стояла группа из четырех монахов, а еще Сутарей и Гхилла. Мы должны были пройти мимо них, чтобы помешать и дальше заражать Мост Заклинаний.

— Чего бы хотел Азир? — спросил я Турнама. — Будь он все еще здесь, что он велел бы тебе делать?

Глаза берабеска, наконец, обратились ко мне:

— Он бы сказал, что мы зашли слишком далеко. Он бы умолял выслушать тебя, подумать о том, что мы собираемся сделать, пока не стало слишком поздно.

Он подошел к краю обрыва, поднявшись на выступ скалы у моста.

— Но Азира здесь больше нет.

Он поднял тело над головой и бросил его со скалы. Хотя мы знали, что не услышим ни звука, когда оно, наконец, упадет, все некоторое время молчали.

— Турнам, где Бателиос?

Турнам кивнул туда, куда бросил Азира.

— Я перекатил его через край. Он все еще был без сознания. Вряд ли это было больно.

— Да чтоб тебя…

Я замолчал. Сейчас от гнева не было никакого толка, а я в отличие от Турнама делал то, чего хотел бы от меня Бателиос — искал пути к миру.

Остальные метатели Теней наблюдали за мной. Гхилла мне нравилась, несмотря на ее угрозы и на то, что она все время называла меня «мальчиком». Сутарей была моей землячкой, джен-теп, но так сильно от меня отличалась, что я надеялся: разобравшись в ней, я смогу лучше понять свой народ. И Диадера, которая, как я слышал, бежала за нами.

Нифения предупреждала, что такое может случиться, но Черная Тень Диадеры освобождала ее от любых пут, как только та приходила в себя, а ни мне, ни Нифении не хотелось связывать ее магическим способом. В последнее время такого было более чем достаточно. Кроме того, маленькая, глупая часть меня все еще надеялась, что, когда мы снова окажемся вместе, я смогу урезонить ее и других метателей Теней. Заставлю их увидеть, что нельзя позволить произойти этой катастрофе.

Но боль и утрата могут сойти за растопку, если под ними достаточно гнева, и смерть Азира высекла искру.

— Теперь ты понимаешь, Келлен? — спросил аббат, поднимаясь с моста. Очевидно, он еще не закончил читать мне лекции и не собирался допустить, чтобы меня убили другие. — Джен-теп — это болезнь. Даже когда они не убивают нас своими заклинаниями, их существование лишает нас всякой надежды на мир. Я не могу позволить им уйти безнаказанными. Не сейчас, когда у меня есть возможность от них защититься.

Я мог бы сказать, что его слова почти полностью повторяют слова моего отца; что ожидание смерти на каждом шагу стало его оправданием сделаться не лучше, чем те, кого он презирает. Но я ничего подобного не сказал. Иногда не имеет ни малейшего значения, прав ты или нет.

— Ну? — спросил аббат, снимая мантию. Метки Черной Тени по всему его телу практически мерцали в воздухе, как будто их возбуждала перспектива насилия. — Ты хотел сцепиться со мной с тех пор, как сюда прибыл. Теперь у тебя наконец-то есть шанс.

Я перевел взгляд с аббата на Диадеру, потом на Турнама и Гхиллу рядом с ним, и, наконец, на монахов, которые выстраивались, ожидая приказа напасть.

Нифения была готова к моему сигналу. Она знала, как и я, что нет хорошего способа все это закончить. Черные Тени собирались убить магов джен-теп. Маги джен-теп перебили бы Черных Теней. Все, что оставалось Нифении, Айшеку, Рейчису и мне — попытаться не дать огню ненависти распространиться настолько быстро, чтобы пламя охватило детей и их семьи, не имевших здесь права голоса, бессильные на что-либо повлиять.

Все, что оставалось — драться.

Из нас четверых только Нифения владела по-настоящему значительной магией. Хотя она потеряла два пальца на каждой руке и по этой причине не могла делать магические фигуры, необходимые для высокой магии джен-теп, она чертовски хорошо создавала амулеты.

Нифения открыла железную коробку с заключенным в ней штормом, который выпускал молнию за молнией, посылая в наших противников осколки камня. Потом бросила на землю стальные чешуйки из маленькой банки. Они поскакали по каменным плитам, как крошечные крысы, вскарабкались по одежде одного из монахов и принялись грызть его, прежде чем он успел хлестнуть Нифению лентами Черной Тени в первой схватке. Когда монах упал, его ленты дико заметались, и, если бы Айшек не повалил Нифению на землю, ее сбросило бы с края утеса.

Рейчис сосредоточился на внезапных атаках: он укусил противника в шею, а после прыгнул, широко расставив лапы, чтобы его пушистые перепонки смогли поймать ветер. На несколько секунд он исчез, потом появился с другой стороны, чтобы найти нового противника. Он сражался, как всегда: яростно, храбро, безрассудно. Но теперь он был меньше, исхудав после лихорадки… И того, с чем еще он столкнулся в пустыне — одни предки знали, чего. Он не сможет долго продержаться. Никто из нас не сможет.