Иллюзия отражения - Петр Катериничев

Я надиктовал на автоответчик телефонного аппарата сорок восемь сообщений. В каждом – имя и дата рождения. Потом соединил телефон с компьютером, вошел в программу сокрытия абонента – такая предусматривалась корпорацией, если кто-то из ее корреспондентов был «на крючке», но должен был незамедлительно сообщить важную информацию, причем так, чтобы его не обнаружили: звонок пускался через систему телефонов-автоматов США или Европы: тем самым ни номер, ни месторасположение абонента отследить и отыскать было практически невозможно.

В досье были зафиксированы не только телефоны заинтересовавших меня людей, но и образцы речи каждого; я ввел программу, способную идентифицировать абонента по голосу: нужно было быть уверенным, что сообщение попало именно тому адресату, которому предназначалось. Свой голос «компьютерной версткой» я изменил на приятный дискант.

Все мои звонки адресовались на домашние телефоны и личные мобильные «бриллиантовых деток»; звонки на каждый адрес должны были повторяться каждые десять минут: так повышалась вероятность, что рано или поздно человек, получивший установку на самоубийство, получит и пароль, освобождающий его от тяжких чар мутного зазеркалья. Ну а если кто-то услышит свое имя и дату рождения несколько раз, не беда: решит, что все это – затянувшаяся и неумная шутка.

– «По острым иглам яркого огня бегу, бегу – дорогам нет конца...» – напел я тихонько и отправил послания в эфир.

Разумом я понимал, что, несмотря на все предосторожности, рано или поздно этот компьютер запеленгуют: слишком важными были адресаты. Вернее, их родители. Но мне нужно было убедиться, что все они получили пароли. Я сидел перед экраном, покусывая спичку – сигареты кончились, – и наблюдал, как алые огоньки на моей схеме сменяются желтыми – абонент принял вызов, и зелеными – сообщение дошло до того адресата, которому предназначалось.

Не знаю, сколько минуло времени, да и текло ли оно... Красных маркеров становилось все меньше, зеленых больше, но сидеть и тупо смотреть в экран становилось невыносимым... И – мучило еще что-то несделанное...

И мне вспомнилась герцогиня Элен Аленборо: «Вспоминайте иногда обо мне. И еще... Я уверена, Эдгар не был самоубийцей... Иначе... Я лишусь всего. Даже надежды помочь его душе заупокойной мессой...»

Герцогиня тогда устало прикрыла веки, лицо ее казалось совершенно измученным, и я вдруг понял – гибель племянника была для нее настоящим горем, горем острым и близким... «Надежность и надежда – это почти одно и то же. Надежда на то, что впереди меня ждет Мир Горний, в котором и осуществится все, что утеряно в этом».

И я написал Элен Аленборо письмо. Нашел в той же базе данных адрес и отослал. Вряд ли сама герцогиня пользуется электронной почтой, но кто-то из ее служащих информацию снимет, письмо распечатает и представит ей. Большего я сделать не мог.

Через четыре часа работа была окончена. Все огоньки светились зеленым. Я свернул программу.

Привалился на сиденье, смежил веки... Перед взором моим проносились яркие, пестрые картинки, усталый мозг галлюционировал странными образами и видениями, пока я не заставил себя выйти из навязчивой полудремы. Усмехнулся, вспомнил отчетливо события крайних суток и свое теперешнее положение и набил на пустом компьютерном экране: «You have lost everything. Start again».

«You have lost everything» можно перевести как «ты потерял все». А можно и как «ты освободился ото всего». Именно так я ее и понимаю. Зато вторая часть фразы читается однозначно: «Начни сначала».

По побережью я брел уже несколько часов. И заброшенная свалка, и каменоломни были местами на острове совершенно нелюдимыми; да и путь себе я выбрал странный: песчаные пляжи сменялись развалами камней, и идти было трудно. Почему я пошел именно здесь, я бы и сам объяснить не мог... Шел и напевал ритмичную, но мрачную считалку: «Вышел ежик из тумана, вынул ножик из кармана...» Потом она сменилась другой: «Далеко-далеко на лугу пасутся ко... Кобры? Нет, не кобры!» Я бормотал себе под нос всякие нелепицы и бездумно улыбался.

Несколько раз окунулся, но вместо бодрости ощутил сонливость. К разогретому шоссе вышел, когда солнце уже купалось в водах океана. Мне повезло: подобрал грузовичок, отвозивший свежую рыбу в отель «Саратона». Через сорок минут я был у гостиницы. Мэтр Иван Саввич Савин встретил в холле вежливой улыбкой:

– Ты, конечно, очень редкая птица, Дрон, но в нашем заведении не принято появляться в таком виде.

Я передал ему сумку с компьютером:

– Передай, пожалуйста, Бартеневой. Как она?

– Бодра и весела. И очень озабочена. Не знаешь, чем?

– Она хочет Пулицеровскую премию.

– Да? А спрашивала о тебе.

– Я хочу домой.

– Домой?

– Да. Передай Даше при встрече, что я happy.

– Может, что понежнее?

– Придумай сам.

– И еще... Гонзалес оставил тебе послание.

Я прочел. Диего сообщал, что престарелый отец его скончался и он вынужден срочно отбыть в Испанию. Я вздохнул. Вот с кем бы мне хотелось скоротать нынешний вечер... Не судьба.

– Иван Саввич, ты не мог бы...

– Деньги? Держи. – Савин передал мне плотный конверт. – Контракт восстановлен. Ты снова спасатель.

– Здесь семь сотен. Многовато.

– За три дня вынужденного прогула плюс компенсация за моральный ущерб. Отель «Саратона» признает расторжение контракта несправедливым. Ты ведь не будешь подавать на нас иск в суд?

– Не-а.

– Пообедаешь? В таком виде не в ресторане, конечно, в кафе на улице?

– Да какой там обед – я еще не завтракал!

– Хозяин барин.

В ближайшей забегаловке я затарился всякой снедью, подумал и – заказал ржаной водки. Попросил бармена:

– В стакан. Без льда.

Водку выпил залпом, разжевал несколько орешков, закурил... Взял пару бутылок с собой. Потому что... Впереди была ночь. И я не хотел в ней замерзнуть.

На выходе меня ждали. Молчаливые одинаковые парни, одетые в одинаковые летние костюмы. Напротив стоял «роллс-ройс». Один поднялся на ступеньку, скривив губы в вежливой полуулыбке, протянул руку – взять меня «под локоток»...

Ну вот и все. Водка, сигарета, гильотина. Как в социальном французском кинодетективе. Что остается? Как в оптимистической советской трагедии? Жизнеутверждающе погибнуть?

Я расхохотался, чем вызвал недоумение порученца, сунул ему в руку пакет со снедью, который он подхватил – иначе все содержимое раскололось бы вдребезги... А я тут же, коротко, без замаха, ткнул его в подбородок. Порученец осел, я соскочил со ступенек и внешней стороной стопы ударил другого под колено. Он, раскинув руки, опрокинулся на машину, и я добавил боковым. Пока он бессознательно съезжал по дверце, провел ладонями вдоль пиджака, выудил плоский пистолет, распахнул заднюю, плюхнулся на сиденье, передернул для верности затвор и упер ствол в затылок водителю: