Иллюзия отражения - Петр Катериничев

– Поговорим так. Связь надежна?

– Да. Любой перехват исключен.

– Я болтаю с сотового.

– Не имеет значения. Американцы недавно выслали в этот район «Аякс». Мы наш «Ту». Остров накрыли двойной «глушилкой». Чтобы никому не обидно. Мобильная связь вышла из строя полностью. Кроме некоторых прямых линий. Наша – такая.

– Тогда я тебе скажу, что имеет значение. Кто курирует операцию, в какую ты меня воткнул? От администрации?

– Без комментариев.

– Этот человек сейчас на Саратоне. Невзирая на то, какой пост занимает. Так обстоятельства сложились.

– И – что?

– Он втравил тебя в плохую историю.

– Мы не на балу благородных девиц. У нас все истории плохие. Встретимся – поговорим. В Москву я вылечу часа через три. Если ты настаиваешь, вернусь. Тогда и потолкуем.

– Не получится.

– Почему?

– Мертвые молчат.

– Ты имеешь в виду... меня? Или – себя?

– А как для тебя приятнее?

– Дрон, не мудри. Что за информация?

– Твой куратор сам выйдет на разговор с тобой. Мне нужно его услышать.

– Невозможно.

– Отчего? Выйдете на пустынный бережок... А я – направленную «пушечку» организую.

– Нет. Где гарантия, что ты не запишешь разговор?

– А то ты не знаешь... Американский «Аякс» и наш «Ту». Никакая записывающая аппаратура не заработает. Так мы договорились?

– Дай мне время подумать.

– Не могу. Нет у меня времени. Совсем. Да и тебе выбирать не приходится.

– Думаешь?

– Уверен. Твой отказ означает нежелание... идти навстречу. Тогда – я звоню Данглару и сливаю ему все, что нарыл. Надеюсь, мне выйдет премия. А тебе – отставка. Но это только цветики. Ягодки тебе твой куратор организует.

– Дронов, ты не должен...

– Вот именно. Я никому и ничего не должен. Пока, адмирал.

– Погоди. Ты не понял. Есть объективные причины. Даже если я выйду на разговор, что, если... этот человек захочет общаться в особняке?

– Как его зовут?

– Сергей Анатольевич.

– Не захочет. Береженого бог бережет. Но и далеко он не поедет. В семи километрах от вашего особняка есть пустынный пляжик. Там через два часа.

– Ничего не выйдет. Наш разговор, даже если он состоится, ты услышать не сможешь. Это нельзя сделать технически. У человека всегда с собой – папочка. Исключает любую прослушку. Любую. – Вересов помолчал, добавил со смешком: – У меня, кстати, такая же.

– Большим кораблям... А вы оставьте их в машине. В знак взаимного доверия. Прогуляйтесь по побережью в шортах и футболках. Ночь теплая.

– Ты где сейчас?

– Не мудри, Вересов! Ты же знаешь, что катаюсь! Или спутники неисправны? Говори «да» и – конец связи. А то выброшу сотовик и – до свидания.

– Ммм...

– Не мычи. Не работаю я на свазилендскую резидентуру.

– Где ты возьмешь аппаратуру?

– В магазине куплю. В бижутерии.

– Олег, если ты...

– Пошел ты, адмирал!

– Ты толкаешь меня на должностное преступление.

– Не будет у тебя должности, адмирал. И звания тоже. Сказать, что будет?

– Угрожаешь?

– Завлекаю. Ведь ты не оставляешь выбора.

– У тебя есть информация...

– Твой босс сам тебе все расскажет.

– Он не мой босс.

– Тем более.

– Не нравится мне все это.

– Просто ты отвык, адмирал. Помнишь, передачка была такая? Для детей? «Сделай сам» называлась. Не всегда же командовать эскадрой. Нужно иногда и на веслах.

– Ты считаешь, что я...

– Ничего я не считаю. На пляже. Через два часа. И давай без сюрпризов. Помнишь? «Статус Саратоны» и все такое... Его никто не отменял.

– Послушай, Олег, сам понимаешь, голова у меня сейчас другим занята... Ты хоть намекни...

– Алина Александровна Арбаева.

– Понял. Ты из-за нее так завелся?

– Угу. А еще – жить хочу. Долго и счастливо.

Было четверть четвертого. Самое молчаливое и пустынное время на Саратоне. Особенно в пустынных местах. Пляжик был именно таким. Даже океан по эту пору, казалось, засыпал, и волны плескали в берег едва-едва, словно опасаясь разбудить до поры грозную неуправляемую мощь, что таилась в его величавом сонном покое.

Автомобиль остановился у края песка. Двое бесшумно пошли вдоль кромки прибоя. Я надел наушники, настроил «пушку». Она состояла из чувствительного микрофона, соединенного проводками с парой наушников; все это было куплено в отделе звукозаписи круглосуточного супермаркета, как и пластмассовая воронка, приобретенная в том же магазине и предназначенная для переливания оливкового масла из больших жестяных бочек в бутыли. Слышимость была отвратительная. Но лучше, чем никакой.

– Ну вот вы почти в родной стихии, адмирал, – услышал я незнакомый голос.

– К чему ирония, господин Ведерин. Как я понял, нам предстоит деловой разговор.

– Вы правы, Евгений Петрович. Деловой. И очень конкретный. И называйте меня, пожалуйста, по имени-отчеству.

– Как скажете.

– Мы с вами должны благодарить Бога за то, что все так закончилось с Катей.

– Поставим по свечке.

– Теперь вы иронизируете?

– Ничуть. Хорошо бы и Дронова отблагодарить.

– Мы его наградим. Закрытым приказом. Он ведь нигде не числится. Ни у меня, ни у вас... Все дело в том, что в нем и заключается наша проблема.

– Наша?

– Именно. Этот случай по понятным причинам будут изучать под микроскопом. И нам обоим тогда крепко не поздоровится. А Дронова мы наградим... посмертно. Ну что вы так помрачнели, адмирал? Ведь ваша подпись тоже стоит под приказом о начале операции. Начнут разбирать, и что выяснится?

– Что же?

– Арбаева была убита... с нашей с вами санкции.

– Я подписывал только общий план операции. Ни эту, ни другие детали вы со мною не уточняли. Сославшись на субординацию и особый уровень секретности.

– Что с того? Скандал выйдет великий. Хотя и тихий, между своими.

– Вы приказали устранить Арбаеву?..

– Мы, адмирал, мы. Мои люди уже тогда выяснили, что «чако» – пустышка. Фантом. И ваш Дронов мне необходим был исключительно как прикрытие устранения Арбаевой. Мне нужно, чтобы все были убеждены, что ее извели исламские террористы, так сказать, «до кучи». Кто знал, что Дронов так быстро выйдет на истинных организаторов?