Грязные улицы Небес - Тэд Уильямс

— Нет, — вскричала она. — Нет, нет!

Она боролась с кем-то во сне. Кошмар терзал ее душу, словно тварь из бездны Ада. Я сел на постель и кончиками пальцев приподнял ее веки. Мне все еще казалось, что это может быть трюк. Ее зрачки не сузились, как им полагалось бы сделать даже в тускло освещенной комнате. Она схватила мою руку, ударила по ней ладонями и попыталась дотянуться до лица. Однако ее движения были такими замедленными и слабыми, что у меня не осталось сомнений — графиня находилась в глубоком и гнетущем сне. Ее крики стали членораздельными. Из-под сомкнутых век побежали слезы.

— Каз! — произнес я, встряхнув ее за плечи. — Проснись! Это просто кошмар! Тебе снится плохой сон.

Я сам себе не верил! Бобби Доллар успокаивал одну из инфернальных демонесс. Но я не мог сидеть рядом и смотреть на ее страдания. Тем более мои увещевания не помогали ей. Я стащил ее с кровати и поставил на ноги, придерживая за талию, чтобы она не упала. Это немного пробудило ее, хотя я почти тут же пожалел о своей доброте. Как только Каз обрела равновесие, она набросилась на меня с такой же свирепостью, что и раньше. Графиня явно видела перед собой кого-то другого. Я защищался, стараясь не причинять ей вреда. После краткой борьбы она стала менее неистовой. Казимира медленно приходила в себя, как будто всплывала из темного омута на поверхность реки.

— Что?..

Она осмотрела комнату и знакомые вещи, затем перевела взгляд на свое обнаженное тело.

— Почему я?..

— Надеюсь, ты помнишь, почему сейчас без одежды. Если нет, то я даже не знаю, как объяснить тебе это.

Она повернулась ко мне и нахмурила брови.

— Никогда не шути так, Бобби. Мы оба знаем, что случилось. Я просто не понимаю, почему хотела вырвать твои глаза…

Она покачала головой.

— У тебя был кошмар. Я попытался разбудить тебя, но ты начала буянить.

Ее глаза вновь наполнились слезами, которые едва не потекли по щекам. Если раньше они вызвали бы у меня только звон тревожных колокольчиков, то теперь я перестал сомневаться в их искренности — слишком быстро они возникли. Даже тренированная актриса, с трудом выйдя из кошмарного сна, не смогла бы вертеть обручи таким хитрым способом.

— Это был не кошмар, а воспоминание, — прошептала она.

Казимира забралась обратно в кровать и натянула покрывало до пояса. С ее юным лицом, большими глазами и длинными золотистыми волосами, ниспадавшими на обнаженные плечи, она могла быть точной копией легендарного снимка Алисы, который преподобный Доджсон[29]держал запертым в ящике для документов и никому не показывал — даже Богу.

— Это был он, — сказала она, с трепетом закрыв глаза. — Я часто вижу сны о нем.

— Ты имеешь в виду Элигора?

Она печально усмехнулась.

— Нет. Я говорю о первом мужчине в моей жизни. О человеке, который мной владел и которого я убила.

Я не смел произнести ни слова, но она, наверное, почувствовала что-то в моем молчании. Ее глаза открылись. Она взглянула на меня с кривой усмешкой.

— Ты же не думал, что меня отправили в Ад по ошибке? Поверь мне, Бобби, я заслужила каждый миг своего вечного проклятия.

— Если не хочешь, ничего не говори. Но если тебе нужно, я выслушаю твою историю.

— Тут почти не о чем рассказывать. Это случилось очень давно. Он был важным человеком, храбья — графом, как мы теперь говорим. Его звали Павлом. Этой графской семье принадлежала большая часть земель вокруг Любляны.

— Любляны? Польша?

Теперь я понял, почему она шептала во сне на каком-то среднеевропейском языке.

— Когда это было?

— Ты точно хочешь знать?

На ее лице появилась злая улыбка.

— Надеюсь, тебе нравятся старые женщины. Очень старые. Давай я объясню тебе так. Ты знаешь о начале Ренессанса? Моя история произошла намного раньше.

Я промолчал. На меня надвигалось что-то грозное и неизбежное, похожее на бурю. Я решил отбросить все сомнения и позволить этому случиться.

— Меня отдали ему, — сказала она. — В те дни девушки быстро взрослели. Мне исполнилось пятнадцать лет, и я практически считалась старой девой!

Она засмеялась. Мне было больно слышать горечь в ее голосе.

— Граф Павел решил подыскать себе супругу. Он был храбрым солдатом и жестоким правителем. На вид высокий, симпатичный мужчина, но внутри садист и извращенец со сломанной и искореженной душой.

Казимира вздрогнула.

— Он по-прежнему такой. Его даже в Аду называют опасной бестией.

— Тебе приходится встречаться с ним?

Она покачала головой.

— Все дела между нами давно закончены. Он теперь куда счастливее, чем был на земле. Подвергает мертвых изощренным пыткам. Но в прошлом, когда мы были живы, он превратил меня в свою любимую игрушку.

— Ты не должна…

Графиня приподняла руку.

— Я хочу рассказать тебе это. Ты должен знать правду. Иди сюда. Так хорошо, когда рядом близкий человек.

Я сел на постель и взял в руки ее ладонь. Мой взгляд смущал Казимиру, поэтому я откинулся на подушки и начал смотреть на потолок алькова, где тонкая ткань мягко подрагивала под потоком воздуха от кондиционера.

— Мой супруг был чудовищем. Люди подозревали графа во многих убийствах, однако только узники его подземных камер знали, какие жуткие преступления он совершал. Этот хитрый утонченный монстр не становился на пути могущественных персон. Он никогда не нападал на тех, кто мог отбиться. Тем не менее как высокородный дворянин, он без труда находил все новые и новые жертвы.

Казимира тяжело вздохнула.

— Ко мне он относился иначе. Да, граф безжалостно насиловал меня, но в те времена это было обычным делом. Я, его жена, принадлежала ему. Мой ужас и сопутствующее отвращение лишь добавляли вкус к его утехам, и вскоре издевательства надо мной стали приносить ему удовольствие. Павлу нравилось пугать и унижать меня. Он пытал людей в моем присутствии — особенно женщин… и маленьких девочек. Его слуги были безмолвными, как мебель — нет, точнее, как животные. Он обращался с ними, словно с рабами. В отличие от Элизабет Батори[30]и Жиля дэ Рэ,[31]граф отличался осторожностью. Поэтому никто из высоких вельмож не обрывал череду его преступлений.

Очевидно, Богу было недостаточно моих мучений. Помимо прочего, мне приходилось жить в одном замке с матерью Павла — вдовствующей графиней Юстинией. Эта ведьма никого не убивала, но она мало чем отличалась от своего грубого и жестокого сына. В некоторых смыслах она вела себя еще хуже, потому что ее издевательства изобиловали утонченным садизмом, который умеют использовать только женщины. Старая карга наслаждалась обидой и отчаянием других людей. Так как моя семья принадлежала к сословию мелких дворян, она считала, что я недостойна ее сына.