Игра Первых - Юлия Качалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Безволосый» оказался огромен и чудовищно космат.
– Отдай амулет Хунгару, – потребовал охотник, вытаскивая нож. – Отдай по-хорошему.
Отдавать Алзику было нечего, да и не отдал бы он этому страшилищу оберег Синголь ни по-хорошему, ни по-плохому. Охой поднялся, просто чтобы встретить смерть стоя. Едва он выпрямился, будто сотни Колхоев вспыхнули одновременно! Зловещую рожу охотника исказила мука, Апанхур выронил нож, в ужасе попятился и бросился бежать.
Алзик долго не мог прийти в себя от изумления. Озирался по сторонам, но никого не видел. Не мог же в самом деле этот страшный человек испугаться безоружного охоя? Смешно! Однако другого объяснения не находилось, потому что именно на него, Алзика, Апанхур взирал так, словно вид юноши причинял ему невыразимые страдания.
«Уж не выросла ли у меня во-о-от такая морда, с во-о-от такими зубами? – недоумевал охой. – И откуда взялся странный свет, безвредный для моих глаз, который столь же внезапно пропал? Ничего не понимаю!»
Впрочем, заниматься гаданиями было некогда, следовало поторопиться. Он постарается нагнать медведя и вместе с Пышкой отправится на поиски Синголь.
Луна выплыла из-за туч, и на каменистом выступе в её свете что-то блеснуло. Наклонившись, Алзик подобрал нож, оборонённый охотником. Добротный нож с длинным, остро заточенным лезвием, зазубренным у основания.
– Вот, спасибо, Апанхур, – усмехнулся охой. – Шляпа и очки в наличии, теперь и оружие есть.
Алзик споро зашагал по Пышкиным следам. Его настроение изменилось. Раз он каким-то образом прогнал Апанхура, то обязательно разыщет Синголь! Всю жизнь, проведённую в подгорном Доме, юноша чувствовал себя одиноким среди соплеменников. А в Большом мире находилась девушка-симхаэтка, для которой Алзик что-то значит, и которая столь много значит для него! И этого вполне достаточно, чтобы, вопреки неизвестности и опасностям, навсегда полюбить Большой мир! Чувства, нахлынувшие на Алзика, когда он смотрел на Синголь через кристалл, вновь затопили его сердце и выплеснулись в слова. Охой бормотал их себе под нос, потом стал тихонько напевать:
Под ноги он не смотрел, поэтому споткнулся и проехался правым коленом по острым камням, рассадив кожу. Послюнявил пальцы, отёр кровь с колена, и тут ночь взорвалась смертным криком. Узнав голос, он бросился в сторону, откуда нёсся крик, крепко сжимая нож Апанхура.
Лес был старый, с множеством поваленных ветрами и временем стволов и сучьев. Тем, чьи глаза не видели в темноте так хорошо, как глаза охоев, ночью нипочём не разглядеть, что под набросанными ветками нет земли. Вот и Пышка не разглядел и решил перемахнуть через кучу ветвей. Разбежался, прыгнул и провалился. Брюхом на острый кол! Медведь рванулся, пытаясь освободиться, но остриё только вошло глубже, разрывая внутренности. Не помня себя от боли, медведь звал безволосого братика или друга-маму, да кого угодно, кто бы облегчил его страдания.
– Потерпи, Пышка, потерпи, – бормотал Алзик, раскидывая ветви, скрывавшие ловушку. – Сейчас спущусь.
Медведь уже не кричал, а издавал стонущие звуки, словно жаловался братику на свою невезучесть. По щекам юноши катились слёзы, но верёвки для быстрого спуска не было, поэтому требовалось отыскать длинную ветку, чтобы по ней сползти к Пышке. Наконец нашлась подходящая – не сухая, не гнилушка, – вполне способная выдержать вес охоя. Алзик подтащил ветвь к ловушке и стал аккуратно опускать, стараясь нечаянно не потревожить раненого зверя.
Пышка перестал жалобно стонать и только хрипло дышал, с каждым вдохом и выдохом под собственной тяжестью всё глубже насаживаясь на кол. К тому моменту, когда Алзик спрыгнул на дно зловонной ямы, остриё дошло до сердца медведя. Зверь судорожно дёрнулся, из его пасти и ноздрей вытекли густые чёрные струйки, и страдания Пышки закончились.
В последний раз обняв «братика», Алзик снял с косматой шеи талисман. А когда поднял голову, столкнулся взглядом с тремя парами глаз, горящих как жёлтые угли.
Таких тварей в Большом мире Алзик ещё не видел! Впрочем, он много чего ещё не видел. Судя по размеру клыков, звери питались не травкой. Он навёл на них кристалл.
– Мы ищем их? – спросил один из клыкастых.
– Кого вы ищите? – послал в сознание зверя вопрос охой. – И зачем?
– Безволосого и медведя. О них просили позаботиться.
– О «братике» заботиться поздно, – вздохнул юноша. – О братике? – удивился зверь. – Ты безволосый медведь?
– Какой он медведь, Клык! – насмешливо фыркнул второй. – Ни шкуры, ни мяса, ни когтей!
– А это видел? – Алзик взмахнул ножом.
Звери мгновенно прижали уши и оскалились.
– Откуда у тебя этот нож? – с угрозой прорычал самый крупный из троицы.
Алзик послал картину, как он находит нож охотника.
– Хорошо, что нож не твой. Иначе мы бы позаботились, чтобы твои останки упокоились рядом с «братиком». Этот нож выпил немало волчьей крови, и мы поклялись отомстить убийце волков.
– Кто такие волки? – спросил Алзик.
Звери оскалились несколько по-другому. Юноша понял, что они смеются.
– Этот безволосый медведь – полный придурок! – повизгивал Клык.
Алзик тем временем выбрался из ямы.
– Кто вы и кто вас просил позаботиться?
– Мы волки. Это Клык, это Палёный, я Душитель, – сообщил старший. – А позаботиться о вас просила…
Волк запнулся, точно забыл, кто именно просил позаботиться о безволосом и медведе.
– Луна! – подсказал Клык.
– Точно, луна! Так что ты за невежественный медведь, который не знает, кто такие волки? – Душитель насмешливо приподнял верхнюю губу, показав зубы. – Таких медведей не бывает.
– Я не медведь.
– Это мы и сами видим и чуем, – вновь оскалились в усмешке волки. – Кто ты такой?
– Я не из Большого мира, – ответил охой.
– Что такое Большой мир?
– Всё, что здесь. Под небом, под солнцем, под луной.
– А какой ещё мир есть? – не поняли звери.
– Там, откуда я родом, ничего этого нет. Только гора.
– Червяк ты, что ли?
Волки описывали круги, недоверчиво обнюхивая юношу со всех сторон.
– Я понял! – вдруг подскочил на всех четырёх лапах Клык. – Это лунный человек! Он упал на землю с лунной горы, поэтому луна просила о нём позаботиться. Так?
– Так, – не стал спорить с красивой легендой Алзик. – Вы можете по запаху найти человека?
– Ты что, издеваешься?