Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой - Анат Гарари

– Правда?! – большие, чуть навыкате, глаза Дальи, кажется, стали еще больше.

Яркий голубой свет флюоресцентной лампы над кухонным столом обнажает каждую морщинку, высвечивает каждую крошку.

– Я не могла признаться в этом даже себе, ведь получается, что я сама ее вынудила, как будто отправила в ссылку. А может, и вправду выслала? Сколько раз я чувствовала, что давлю на нее, что душу ее, что не даю ей дышать. Но я не могла с нею расстаться, уступить даже самую маленькую ее частичку кому-то другому. Я верила, что навсегда смогу остаться доброй заботливой наседкой, укрывающей под своим крылом ее – беспомощного пушистого цыпленка; и, по-видимому, не обратила внимания, что она выросла, а крыло мое из укрытия превратилось в преграду. Да я и не умела по-другому. У меня не было мамы, которая могла бы мне подсказать, как вести себя с повзрослевшей дочкой, вот я и продолжала обращаться с ней, как привыкла.

Далья опять наливает нам кофе, и я продолжаю:

– За последние недели я многое поняла о себе… Знаешь, я участвовала в группе для матерей мам, я обязательно расскажу тебе об этом подробнее, – обещаю я, – там были самые разные женщины; и вдруг до меня дошло, как это может выглядеть по-другому, я имею в виду, мать и дочь. Иногда в ком-нибудь из них я узнавала себя, у нас у всех оказывались те же переживания и заботы. Только сидя там и слушая их, я вдруг поняла, что материнство стало для меня центром мироздания; что с тех пор, как родилась Эйнав, я не была никем, кроме как мамой Эйнав; Далья, ты меня понимаешь?

– Думаю, что – да, – отвечает она после короткого молчания, – ты растворилась, ты всегда находилась «при исполнении обязанностей», как прапорщик, который и у себя дома всех выстраивает по стойке смирно.

– Я поняла, что любой человек – и особенно мать – должен уметь иногда отойти чуть-чуть в сторону; обозначить границу между собой и другим, чтобы не слиться с ним окончательно; прислушаться к себе и остаться самим собой. Только сейчас, после того как я начала потихоньку приходить в себя, только сейчас я начинаю вспоминать, кто я и о чем когда-то мечтала.

Я сгребаю крошки, оставшиеся от кекса, и выстраиваю из них небольшую горку в центре тарелки.

– Но не думай, что я такая уж героиня, – собирая крошки в щепотку и забрасывая их в рот, замечаю я, – больше всего на свете я хочу, чтобы она вернулась, хотя бы только для того, чтобы она убедилась, что я могу жить иначе.

– И ты сможешь принять ее назад?

Далья следит за моей рукой – пальцы куриным клювиком машинально вычерчивают полукруг: тарелка – рот, рот – тарелка.

– Конечно, я приму ее, – моментально откликаюсь я, – в одном я не сомневаюсь: я знаю, что она меня любит. Я больше на нее не в обиде, но я не сижу и не жду ее все время. Если она появится, приму ее безоговорочно, без каких-либо условий, ведь я ее мама. Я предпочитаю ее принять и при этом продолжать бояться, что она опять исчезнет, чем лишить нас возможности хотя бы попробовать.

Мы замолкаем, через какое-то время Далья вздыхает.

– Мне ее тоже очень не хватает, – грустно произносит она. – Мы все по ней скучаем, и дети тоже спрашивают.

Но знаешь, что, – ее голос звучит звонче и увереннее, – у меня лично такое чувство, что придет день – и она объявится. Я даже не представляю себе ничего другого. Она хорошая девочка, у нее доброе сердце. Я ее, конечно, не оправдываю. Прошло слишком много времени; это тянется слишком долго, и я должна признаться, что по-настоящему на нее обижена, даже, можно сказать, сердита. Я не знаю, что там было, но как бы там ни было, это не должно было дойти до такой крайности. И все, хватит, она должна вернуться!

Далья останавливается и, подаваясь вперед в мою сторону, произносит:

– Вот ты ведь вернулась!

Мы сидим в тишине, отдаваясь каждая своим мыслям.

– Ну, а что у тебя? – слышу я свой голос и думаю, что ухитрилась забыть не только о себе, но и о других.

– У нас все по-старому, – улыбается она и дает мне короткий отчет о каждом из ее домочадцев.

Наконец я встаю, с трудом распрямляю спину, и мы обнимаемся. Далья провожает меня к дверям, я перешагиваю через порог, но затем оборачиваюсь и шепчу:

– Спасибо, что ты меня ждала, Далья.

– Добрый вечер! Я вижу, что все в сборе и, как всегда, на своих местах, – весело здоровается Нири, начиная очередную встречу, и добавляет: – за исключением Эллы, но она звонила предупредить, что ее не будет, так как она уезжает за границу, как она выразилась, слегка проветриться.

– Вот здорово! – радостно отзывается Клодин. – Проветриться – значит, она уехала в отпуск, правда?

Нири утвердительно кивает.

– Отличные новости! – хлопает в ладоши Анна; в комнате стоит радостное оживление.

На лице Товы появляется неуверенная улыбка.

– Я надеюсь, что ей будет там хорошо, – осторожно замечает она.

– Не сглазь! – смеясь, грозит пальцем Рут.

– Как я рада, что она начинает поднимать голову! – замечает Орна. – Я не спрашиваю вас, куда она поехала и с кем; я спрошу ее лично, как только она вернется в группу, ну а она уж сама решит, что именно нам рассказывать!

– А она вернется? – с сомнением в голосе спрашивает Маргалит, глядя на Нири.

– Я предполагаю, что она вернется к последней встрече – так, по крайней мере, она сказала, – отвечает Нири и продолжает, обращаясь к группе: – У нас сегодня десятая встреча. Не считая сегодняшнего, мы проведем вместе еще два вечера. Женщины молча переглядываются.

– На прошлой неделе после того, как Орна поделилась с нами своими сомнениями, мы пришли к выводу, что в настоящее время вам предстоит разрешить два конфликта, с которыми, несомненно, сталкивается каждая мать: как распределить свои возможности между собственными желаниями и потребностями детей и как и насколько сократить их зависимость от нас.

Я пыталась представить, какие еще проблемы занимают вас сейчас, когда ваши дочери впервые становятся матерями, и каждый раз убеждалась, что все вопросы упираются во все те же, упомянутые нами дилеммы. Может, я и ошибаюсь, но мне кажется, что мы коснулись главных и самых значительных причин ваших личных сомнений и внутрисемейных разногласий.

Орна выдвигает стул ближе к центру круга.

– Я много думала про то, о чем мы говорили, о чем я говорила, – с улыбкой поправляет себя Орна, – на прошлой встрече. А говорила я очень много! В принципе я говорила сама с собой! Я имею в виду, что в прошлый раз я наконец-то призналась сама себе в моих настоящих чувствах. Я позволила себе не только не отгонять мои мысли, но и озвучить их! А вы, в свою очередь, дали мне понять, что эти вопросы занимают не только меня; что очень многие матери думают так же, как я. Покамест я все еще не нашла выхода, который одинаково удовлетворит обе стороны! Я все еще не знаю, как помочь Яэль и при этом не чувствовать себя жертвой, а кроме того, как дать ей понять, что пора уже самой отвечать за свою жизнь, но… как бы это сказать… чтобы она не решила, не дай бог, что я ее бросаю. И вы правы, Нири, когда говорите, что я боюсь, – я до сих пор так и не решилась поговорить с ней открыто!