Наперегонки с ветром. Идеальный шторм - Лера Виннер

Кайл смотрел на нас обеих из-за кресла – мне не нужно было поворачиваться, чтобы узнать этот постепенно тяжелеющий взгляд.

– Ты же не хочешь сказать, что тебе ее жалко?

Ставить вопрос так я бы не стала. Тем более, что в его исполнении это и правда звучало как полный бред.

И всё же этот бред следовало объяснить.

– Мы с ней делили одно тело. Она копалась в моей голове, а я чувствовала ее. И она очень хотела к тебе. Когда ты наклонился, всё остальное перестало быть для нее важным. Даже то, что она меня не убила, было для тебя.

– Потому что она на мне помешана, – он развернулся и склонился ближе, оперевшись локтем о спинку кресла, постучал по обложке костяшками пальцев. – Серж жил только с ней и для нее, и она сочла, что я тоже подойду для этого. По ее мнению, у меня хороший характер, и мы могли бы отлично ладить.

– Да, это я заметила, – я повернула голову, и наши взгляды встретились так близко. – Почему тогда она на тебя набросилась?

– Потому что я должен принадлежать только ей, – он ответил, не задумываясь и всё так же глядя мне в глаза. – Йонас был мне близок, поэтому должен был умереть. Теперь она увидела тебя. И что мы спали вместе. И взбесилась от ревности. Ты привязана ко мне кровью, так что твоё тело стало идеальным трофеем.

Он прямо отвечал на ещё один проглоченный мною вопрос, и мне сделалось почти не по себе.

Тварь и правда выболтала слишком много.

Так много, что я снова опустила взгляд, предпочтя смотреть на неё, а не в лицо Кайлу.

Существо вроде Эмери не смогло бы долго жить в мёртвом человеческом теле, и она не могла об этом не знать.

Но хотя бы полгода. Иметь возможность прикасаться, ловить губами дыхание, разделять каждый новый опыт, каждый момент…

Как бы мерзко от этого ни было, и тут тоже я могла ее понять.

Точно так же, как она могла понять мою злость на себя – слишком взрослая для подобных переживаний.

– Кстати, если тебе интересно, – проявив изумительную тактичность, он отошёл и снова сел в кресло. – Два ваших случая уникальны. Вы оба пережили близкое знакомство с ней. Она много кого убила, пытаясь найти себе тело раньше. До того, как попала к нам.

В ответ на это «к нам» мне захотелось только невесело улыбнуться.

Когда мое тело принадлежало Эмери, моя кровь стала ее кровью. С ее помощью найти носитель, – книгу, – было проще простого. Поэтому Кайл счел за благо спрятать нож в рукаве до нужного момента. Окровавленное лезвие указало направление, привело его прямиком к тайнику, и тайник этот был где-то в доме.

Именно поэтому ей так просто было до меня добраться.

Все это время она была здесь, внутри, рядом с нами. Насылала на меня кошмары, заставляла заливаться кровью и подталкивала к лестнице, на которой я должна была свернуть себе шею. О ней дом предупреждал меня черным дымом.

Дом, который беспрекословно слушался его приказов.

Дом, в котором он знал каждый уголок.

Мы всегда открыто говорили даже на самые запретные и порицаемые обществом темы, но сейчас мне было отчаянно неловко спрашивать. Как будто ответ еще мог что-то поменять.

Размытое заметание Маргарет Мерц о том, что мне есть кого спросить об этом доме.

Неожиданное напоминание от Самуэля Готтингса об их былой встрече.

Та легкость, с которой Кайл ориентировался во Фьельдене и его окрестностях.

Его категорическое нет, когда он ознакомился с содержимым отданного Йонасом конверта: «Ты охренел?».

Реплика Эмери о том, что все стремятся домой, чтобы зализать раны.

Я тряхнула головой, заставляя себя собраться и снова посмотреть ему в лицо.

– Значит, это и правда твой дом.

Глава 3

Кайл качнул головой, давая понять, что оценил формулировку, но нашел ее не совсем верной:

– Нильсонов. У меня с ними, как ты знаешь, не сложилось.

Я знала, что он покинул столицу в семнадцать, сразу после окончания Академии, и с тех пор не поддерживал связи с семьей.

Время от времени его догоняли письма, и особенно часто они стали приходить после нашего венчания.

Одно из них случайно или намеренно Кайл однажды оставил на столе. Оно было коротким, всего несколько строк, и содержало преимущественно замечания о том, что с равным успехом он мог бы подыскать себе жену в богадельне.

Дальше следовали вполне ожидаемые упреки в намеренно подмоченной репутации фамилии и напоминания о том, что если уж ему приспичило жениться, для этого существовала как минимум одна более достойная кандидатура.

Начиная с третьего он стал сжигать эти конверты, не вскрывая, хотя я и замечала, что почерк и имена отправителей на них менялись. Отец, два брата, сестра и первой прознавшая о случившейся катастрофе матушка – желающих возмутиться его браком с деревенской девкой было вдоволь.

К чести Йонаса, при всём своём пренебрежении он был единственным, кто не уронил себя до открытых замечаний о том, что подобную особу неприлично иметь даже в любовницах дольше одной ночи.

Немногим позже эти письма стали сопровождаться «свадебными подарккми» для меня в виде холеры, проказы, оспы и, разумеется, чумы.

Мы искренне забавлялись, пока я оттачивала навык не просто избавлять себя ото всего это, но и в принципе не давать болезням прилипнуть.

И нам обоим было благословенно всё равно.

Кайл был Нильсонам чужим, и когда я однажды спросила его об этом, с усмешкой поинтересовался, что я знаю о кукушках.

Вроде бы родной и выкормленный как полагается, но неправильный птенец в гнезде.

В списке тех, кого ради собственного блага стоило уважать и опасаться, их фамилия значилась прямо перед Лагардами, а Лагарды были вторыми. И всё же даже для них он оказался слишком непонятным. Слишком тёмным. При рождении получившим больше, чем они приобретали с годами работы и родовым опытом.

Из-за попранного тщеславия или из здоровой осторожности, они тоже не стремились к близости с ним, интересуясь лишь постольку, поскольку его образ жизни мог сказаться на известной фамилии.

В свою очередь, понимая, что с равным успехом мог бы как прославить её, так и опорочить, он не отрёкся напрямую от титула, – просто потому что не смог бы, потому что три был частью натуры, – но пошёл