Дневник жертвы - Клэр Кендал

По дороге мы остановились и подобрали еще одного мужчину. Когда он залез в машину, то сказал: «Она здесь? Отлично». За рулем был Доулмен. Он ответил: «Нужно ее проучить как следует. Отодрать в задницу».

Меня привели в какую-то квартиру в бедной части Лондона. Там было очень холодно и не было электричества. Уличный фонарь давал немного света. Он был прямо за окном гостиной. Парень, подсевший по дороге, включил музыку на телефоне. Они стали орать, чтобы я раздевалась и танцевала. Я просила их не заставлять меня это делать. Годфри ударил меня в живот и сказал: «Быстро!» Я даже рыдать не могла – он перебил мне дыхание.

Дальше я разделась и начала танцевать. Я не могу передать словами, как это было унизительно. Я чувствовала себя каким-то цирковым животным. Годфри сказал, что у него на меня не встает. Спаркл сказал: «Сейчас мы тебя научим, как себя вести! По методу моего папаши».

Они заставили меня встать на одну ногу и развести руки в стороны. Я все еще была голая. Они смотрели и обменивались восклицаниями, как на футбольном матче. Эй, гляньте, как у нее сиськи болтаются. Эй, зацените ее волосатую дырку. Я пыталась как-нибудь изогнуться, чтобы прикрыть себя, но они сразу били веником, когда видели, что мои руки опустились или нога касается пола.

Я очень хотела одеться. Хотела, чтобы они перестали меня разглядывать. И еще я долго не принимала героин и крэк – дольше, чем обычно, а от этого всегда начинаешь мерзнуть.

Они сказали, что одежду надо заработать отжиманиями. Что за каждые десять отжиманий я буду получать одну вещь – при условии, что успею надеть ее за десять секунд. Они считали хором, все вместе. Как только они доходили до десятой секунды, я снова должна была отжиматься. Я получила назад трусы, лифчик, джинсы и футболку. Правда, у меня не было времени, чтобы надеть их как следует.

После этого Томлинсон и Доулмен поехали в клуб. Мне велели сесть на стул. Годфри и парень, подсевший по дороге, легли спать на кушетке. Спаркл устроился на другом стуле. Входная дверь была заперта. Я сидела и не осмеливалась даже пошевелиться.

Около трех ночи Томлинсон и Доулмен вернулись. Томлинсон схватил меня под мышки, а Доулмен – за ноги. Они отнесли меня в спальню и бросили на постель. Доулмен стал снимать с меня джинсы и трусы. Томлинсон в это время крепко держал мои руки. Я просила их не делать этого, умоляла остановиться, но они не остановились. Они меня изнасиловали.

Сначала Доулмен вошел во влагалище, а Томлинсон в рот. Потом они поменялись. Доулмен сказал, что, если я его укушу, он порежет мне лицо. Когда он кончил, то заставил меня это проглотить. Они все время держали меня, не давая вырваться.

Когда все закончилось, я сказала, что мне нужно в туалет. Томлинсон сказал: «Ладно, иди». У меня на лице была его сперма. Я вытерла ее джинсами и футболкой, которую они не стали с меня снимать. Мочиться было больно. В ванной не было горячей воды, не было мыла и полотенца. Я подмылась холодной водой и вытерлась джинсами.

Когда я надела трусы, они сразу стали влажными и горячими. В темноте ничего не было видно, и я испугалась, что это кровь. Я подумала, что если они опять заставят меня раздеться и заметят кровь, то начнут издеваться. Там стоял какой-то шкафчик. Я засунула трусы за него и надела джинсы, надеясь, что больше на мне нигде крови не осталось.

Мисс Локер закрыла лицо руками. Ее плечи сотрясали беззвучные рыдания.

Судья объявил присяжным, что все свободны до завтрашнего дня.

– Уведите обвиняемых, чтобы свидетель мог спокойно пройти, – распорядился он.

У Клариссы бешено колотилось сердце, словно перед ней только что прокрутили жуткий, отвратительный эпизод из какого-то фильма ужасов. Она знала, что у нее покраснело лицо. В глазах стояли слезы, но она не вытирала их, боясь, что кто-нибудь заметит это движение.

Она зашла в уборную высморкаться, потом забрала из шкафчика пальто, пролетела вниз по ступенькам и вырвалась за вращающиеся двери на улицу, подставляя лицо свежему морозному ветру. Не успела она пройти и двух шагов, как от здания суда медленно отъехала машина. Несколько секунд машина загораживала тротуар: водитель ждал, пока можно будет повернуть налево. Сама не зная зачем, Кларисса заглянула внутрь. На заднем сиденье, сгорбившись и прислонившись к стеклу, рыдала Карлотта Локер. На мгновение она встретилась глазами с Клариссой, и в ее озадаченном взгляде как будто мелькнул проблеск узнавания. Затем машина мягко тронулась.

4 февраля, среда, 20:00

В ресторане мы с Ровеной обнимаемся. Ее грудь упруго отскакивает от меня, совершенно не сминаясь. Грудь стала явно выше и больше размера на два.

– Да, я бюстик увеличила, – сразу же заявляет Ровена, отвечая на мой молчаливый вопрос. Обсыпанное мерцающей пудрой декольте сверкает и переливается. – Мы носим свое тело каждый день. Нам должно быть в нем комфортно.

Ровена – индивидуальный предприниматель. Профессиональный дискурс-аналитик. Она исследует публичные заявления, рекламные слоганы, логотипы, а потом сообщает заказчику, какой смысл они несут на самом деле. Может, однажды ей пришлось анализировать рекламные буклеты клиники пластической хирургии? И она просто не смогла устоять?

– Если тебе тридцать восемь, то это еще не значит, что нужно выглядеть на все тридцать восемь, – говорит она, разглядывая в пудренице свое лицо с таким озабоченным видом, что я вспоминаю королеву из «Белоснежки» и ее жуткое волшебное зеркало. Сияющий, безукоризненно гладкий лоб не сочетается со ртом и щеками.

Ровена выглядит грустной и напряженной, и мне хочется ее немного подбодрить. Шутливо изумляюсь – как это удается сохранять такую младенческую свежесть.

– Силой воли. Я не поднимаю брови и вообще до предела ограничиваю мимику. От нее как раз и образуются морщины.

«Ровена умом не отличается», – говорил Генри.

«Ум бывает разный», – отвечала я.

Генри тоже частый гость моих мыслей. Правда, не такой частый, как ты. Ты уже давно его обошел.

Несмотря на гололед и мороз, Ровена пришла на высоких каблуках. На ней сногсшибательное темно-бордовое бархатное платье без рукавов. Что странно: она никогда не стала бы так наряжаться ради меня. Говорю ей, что у нее красивое платье.

– Женщины обычно заботятся о своем внешнем виде, – отвечает она. Не сомневаюсь, что это камень в мой огород.

И это та самая Ровена, которая тайком одалживала мне свои любимые вещи, когда я хотела надеть что-нибудь, не сшитое моей мамой?

Незаметно разглядываю свое отражение в окне. На мне угольно-черное платье до колен: облегающий верх, узкие рукава, юбка годе до колена. Светлые волосы сколоты на затылке серебристыми фигурными заколками. Не то чтобы я забочусь о своем внешнем виде, однако допускаю такую возможность.

– Это не только для мужчин, – продолжает Ровена, опуская глаза на свой бюст. Кажется, ее переполняют эмоции; она так старается не двигать бровями, что у нее дрожат губы. – Это для меня. Я должна была подарить бюстик себе. Он у меня теперь даже не колышется. Стоит торчком, даже лифчик не нужен.