Вольфганг Амадей Моцарт - Наталия Платоновна Корыхалова

не всегда успевал записывать перед концертом свои новые сочинения. Однажды он должен был играть в академии только что законченную скрипичную сонату. Реджина Стриназакки, талантливая итальянская скрипачка, получила у композитора свою партию лишь накануне вечером и за утро едва успела разучить ее. Моцарт же явился на академию с нотами, где были выписаны только партия скрипки, кое-какие формулы аккомпанемента и несколько модуляций (то есть переходов из одной тональности в другую). Свою фортепианную партию он играл, таким образом, на память. Публика не заметила нарушения обычая, коль скоро перед композитором стояли ноты, но император из своей ложи, приставив к глазам лорнет, углядел, что Вольфганг Амадей играет практически без нот...

Его академии проходили при полных залах. Само имя Моцарта обеспечивало успех и другим музыкантам, приглашавшим его выступить в одном вечере с ними. Стоило кому-нибудь объявить, что в его концерте примет участие господин Моцарт, как о результатах подписки можно было не беспокоиться.

«Театр был переполнен, — писал Моцарт отцу, — я был опять столь прекрасно принят здешний публикой, что не мог не испытать подлинного удовольствия. Я уже ушел, но рукоплескать не переставали, и я должен был повторить рондо — это была настоящая буря!»

Моцарт ни в чем не погрешил против истины, описывая свой успех. Вот как передавал впечатление от другого его концерта побывавший на нем слушатель:

«Сегодня в Национальном театре прославленный кавалер Моцарт дал в свою пользу музыкальную академию, в каковой были исполнены пьесы его сочинения, и без того уже излюбленные. Академия была удостоена исключительно громкого одобрения; и два новых концерта, и остальные фантазии, кои господин Моцарт исполнил на фортепиано, были приняты с самыми шумными аплодисментами. Наш монарх, который, против своего обыкновения, в течение всей академии оказал ей честь своим присутствием, единодушно, вместе со всей публикой выражал столь горячее одобрение, какое еще не имело у нас примера».

Источником заработка были для Моцарта и уроки фортепианной игры, а также теории музыки, которые он продолжал давать всем желающим. Занятие это тяготило его, оно отнимало время у композиции. Радость от педагогической работы он испытал, пожалуй, только тогда, когда среди его учеников появился маленький Иоганн Гуммель.

Когда ребенка привели к Моцарту, ему было девять лет, но уже семи лет от роду он вызывал своей игрой всеобщий восторг. Моцарт взял малыша Ганса в свой дом, и целых два года мальчик провел в тесном общении с великим музыкантом. Моцарт высоко оценивал его дарование и любил повторять, что тот вскоре затмит его в фортепианной игре (затмить Моцарта-пианиста было, конечно же, мудрено, но из маленького Ганса действительно вырос замечательный музыкант — блестящий пианист-виртуоз, авторитетный педагог, плодовитый композитор).

«...СОХРАНИ ДЛЯ МЕНЯ БОГАТЫЙ РОДНИК СВОЕЙ ДРУЖБЫ, КОТОРУЮ Я ТАК ВЫСОКО УМЕЮ ЦЕНИТЬ...»

Живя в Вене, Моцарт общался, естественно, со многими музыкантами, но не всегда находил с ними общий язык. В своем творчестве он шел теперь вперед семимильными шагами, оставляя позади тех своих собратьев, которые придерживались освященных временем традиций и коих смущало то новое, что несла с собой его музыка. Композитора упрекали в слишком необузданной, как казалось иным его современникам, фантазии, находили в некоторых его сочинениях сложность и надуманность. Вот что писал один музыкальный критик по поводу квартетов Моцарта, только что вышедших из-под его пера:

«Жаль, что Моцарт забирается так высоко для того, чтобы стать новатором... Его квартеты все же слишком остро приправлены — ну какое же нёбо может это долго выдержать!». Критик писал это о шести струнных квартетах Моцарта, которые тот посвятил Йозефу Гайдну. В лице своего старшего собрата он нашел понимание, поддержку и дружеское участие.

Вольфганг Амадей Моцарт и Франц Йозеф Гайдн. С картины Ж. Ф. Риго

Гайдн был в это время маститым, широко известным композитором. Когда Моцарт обосновался в Вене, Гайдн в качестве придворного музыканта богатейшего венгерского князя Эстерхази жил в имении последнего, регулярно наезжая в Вену, и очень скоро он и его младший товарищ по искусству стали друзьями.

По словам Моцарта, лишь у Гайдна он научился тому, как нужно писать квартеты. Посылая другу шесть новых сочинений в этом жанре, Моцарт приложил письмо. Он посвящал «знаменитому человеку и дражайшему другу» «плоды длительного и упорного труда». «Я вверяю тебе своих детей, — писал композитор, — в надежде, что они будут не совсем недостойны твоей любви... Сохрани для меня богатый родник своей дружбы, которую я так высоко умею ценить...»

Гайдн, сам выдающийся композитор, сразу понял масштаб творческой личности своего молодого друга. Он называл Моцарта «величайшим из композиторов, которыми обладает мир», говорил о нем как о «великом гении» и «драгоценном человеке».

Как-то раз Гайдну предложили написать оперу для постановки ее в Праге, где музыку Моцарта хорошо знали. Гайдн честно ответил, что ему понадобилось бы для этого много смелости, «потому что соревноваться с великим Моцартом всякому трудно!».

«Я С ВЕЛИЧАЙШИМ ЖЕЛАНИЕМ СПЕШУ К МОЕМУ ПИСЬМЕННОМУ СТОЛУ И С БОЛЬШОЙ РАДОСТЬЮ САЖУСЬ ЗА НЕГО»

Жизнь Моцарта в Вене была насыщена до предела. Концерты, уроки, посещения оперного и драматического театров, светские визиты, встречи с друзьями...

Он был всегда элегантно одет, любил кружева, украшавшие по моде того времени мужской костюм. Очень общительный, всегда готов был повеселиться, подурачиться, посмеяться от души. Бывал зачинщиком всевозможных розыгрышей и прочих затей. Страстно любил танцы, которыми уже тогда увлекались в Вене. Особенно изящно получался у него менуэт, этот, как его называли, «король танцев» и «танец королей».

Охотно принимал участие в костюмированных балах, для чего с наслаждением облачался в маскарадные костюмы. На таких балах нередко разыгрывались небольшие театральные сценки — пантомимы. Моцарт быстро набрасывал к ним музыку и сам брал на себя какую-нибудь роль.

С удовольствием играл в кегли, увлекался бильярдом. В квартире у него был собственный бильярд, на котором он, случалось, играл с женой или даже гонял шары в одиночестве. Но везде и всюду — на прогулке, в светском салоне, в кегельбане, во время дружеской пирушки в нем шла неустанная творческая работа: зарождалась