Хулиганка и бунтарь - Виктория Александровна Килеева

с презрительной жалостью.

— Вот она, женская, бабская… бабья натура!

— Ты так говоришь, будто тебя эти чувства никогда не касались.

— Я каждый день слышу, что говорят о девушках мой брат и его друзья. Так что от сердечных глупостей у меня давно стоит прививка.

— Везёт.

— Просто ты неистовый романтик, а я одеревеневший реалист.

— И все мы дуры…

— Э не-ет! Не надо приписывать мне свои достоинства.

Люся приникла к бокалу.

— Катька, я хочу любви.

— Защитишь диплом — и хоть в загул иди.

— Не хочу в загул, хочу Дениса.

Катя раздражённо цокнула языком.

— Всё у тебя, Лысюк, не как у людей! Ты даже… пьёшь неправильно.

— Почему это?

— Потому что пить медленно и маленькими глоточками вредно. Можно заработать рак ротовой полости.

— Извините, что не умею пить залпом, как некоторые алкоголички, — парировала Люся. — Грустно всё это.

— Просто сейчас период такой — переходный. Скоро диплом, и прощай… Вот ты что после учёбы делать будешь?

— Понятия не имею, — честно ответила Люся. — Даже страшно, что там за кормой. Школа, институт — это что-то временно-стабильное, как корабль. А жизнь — это море, неизвестное, бесконечное. Как там будет и что? Люди — полипы: им обязательно нужно за что-то цепляться.

— Люсенька, здравствуйте, вы любите театр?

— Ну люблю.

— А Евгения Шварца?

— Ну обожаю.

— Значит, я не ошибся, когда взял на завтра два билета на интерпретацию Шварцовской «Тени»…

— Ой, нет, извините, у меня через три дня госы.

— Но спектакль идёт всего два часа…

— Да у меня каждая минута на счету, до свидания!

Люся закрыла дверь и возвратилась в комнату.

— Кто это был? — спросила Катя, сидя на полу и обложив себя веером тетрадей.

— Робкий Робот из пятнадцатой.

— А имя у него есть?

Люся пожала плечами.

— Не знаю. Есть, наверное.

— И как, забавно это — жить со своим воздыхателем на одной лестничной площадке?

— Скорее, неудобно. А как там твой «французик из Бордо»?

— Уехал, обещал писать. Только толку с этого? Всё равно половину слов не понимаю.

Люся опустилась на пол.

— Что у нас дальше по списку?

— Билет номер восемь, вопрос номер раз. «Эстетический эклектизм литературного постмодернизма». Кажись, сия эстетская дрянь была где-то здесь… — Катя углубилась в конспекты. — Вот. Глянь, сколько тут учить!

— О-о… — застонала Люся. — Мне иногда кажется, что моя голова — это ворота, мозг — вратарь, а любая новая информация — это мячи, и они летят в ворота один за другим, а усталый раздражённый мозг отфутболивает их с возмущённым криком: «Пошли вон! Как-то без вас жили и дальше проживём! Достали!» Но всё же какая-то информация в ворота залететь успевает, и эти случайные мячи и составляют мой скудный багаж знаний.

— Только что держала в руках эту скотскую тетрадь и теперь не могу её нигде найти! — сердилась Катя.

— Ты чё, без очков?

— А ты чё, без линз?

Они воззрились друг на друга одинаково близорукими глазами.

— Ладно, пропустим пока, — вздохнула Катя. — Вопрос номер два. Как называется языковой закон, состоящий из двух фамилий — одного немца и одного француза?

Люся задумчиво почесала лоб.

— М-м… Закон Садо-Мазо?[11]

— Дура. Ципфа-Гиро![12]

Тот майский вечер был последним, отпущенным Люсе для подготовки к госам. И тут приехал он.

На его беду, у Люси ночевала Катя Хетцер. Увидев, кто пришёл, девушка злобно нахмурилась. Красноречивая Катя, если хотела, могла выражаться очень изящно, например: «Зачем явился ты?», «Чего нагрянул?», «Какова цель столь позднего твоего визита?» Но по отношению к тщательно презираемому Денису она была кратка немилосердно:

— Чё припёрся?

— Люсёнок, я к тебе, — игнорируя Катин выпад, улыбчиво сообщил Денис.

В присутствии Дениса Люся слабела на многие места и особенно на голову. Не будь рядом Кати, она бы давно забыла про экзамен и поспешила отдаться любимому прямо на конспектах. Но с ней находилась её самая «добрая» подруга, так что за дальнейшее развитие событий всецело отвечала она.

— Вообще-то у нас завтра госы! — справедливо возмутилась Катя.

— Вот ты и готовься, а Люся и так умная, без подготовки сдаст.

Катя посуровела ещё больше:

— А не ты ли часом, сударь, её намедни бортанул?

— Люсь, может, ты её выгонишь? — ласково предложил Денис.

— Кого? Меня?! Да это тебя надо гнать — причём быстро и взашей! Мало того что жизнь ей ломаешь, так ещё и к госам готовиться не даёшь! Приехать он, видите ли, соизволил. Кормите его, паразита, любите… Пристебай!

Изнемогая от переизбытка противоречивых чувств, Люся принялась беззвучно рыдать. Денис заскучал. Катя ещё долго бросала ему в лицо что-то гадкое, а потом пошла к ревевшей Люсе.

— Тебе надо подкачать ягодицы, — профессионально заметил Денис.

— А тебе — мозги! — отозвалась Катя и тихо обратилась к подруге: — Лысюк, твой выход. Хватит выть, нам до утра часов восемь осталось. Иди и выставь этого придурка за дверь — тебе же легче будет.

Но Люся не успокаивалась.

— Я не могу, — сквозь слёзы шептала она.

— И зря!

— Люсёнок, не плачь, — растерялся Денис, — я не хотел тебя обидеть.

— Если не хотел её обидеть, что ж ты ходишь к ней, как приспичит? — Взяв дело в свои неженственные руки, Катя принялась довольно бодро гнать его к двери. — Как можно быть таким жестоким и мерзким? Эгоист! Кобелина! Скотьё!

— Не лезь в нашу с Люсей жизнь, овца!

— Пошло вон отсюда, чмо. Вашей жизни с Люсей больше не существует, и забудь сюда дорогу!

Захлопнув за ним дверь, Катя вернулась к неожиданно пришедшей в себя подруге.

— Что ты наделала?! — истерично завопила Люся.