Брат-юннат - Станислав Востоков

Утки, едва не сбив нас, хлынули к мешанке. С удивлением я услышал, как они рычат друг на друга, хватая зёрна и тёртые овощи. На дороге у таких уток стоять не следовало!

– Смотри! – Сергей ткнул пальцем в середину нижнего водоёма.

Там, на водяной ряби от лёгкого ветра, колебался большущий поплавок, верхушку которого украшали длинные чёрные перья. Он то откланялся влево, то забирал вправо. Казалось, что рыба в глубине трогает крючок, привязанный к странному поплавку.

Неожиданно поплавок перевернулся, и я увидел голову с потрясающе красным клювом. В центре клюва вздувалась огромная шишка, похожая на помидор.

– Пампасный нырок, – объяснил Сергей.

Обойдя скалящихся друг на друга уток, мы стали подниматься по склону, заросшему невысоким густым ивняком.

Рыжее солнце и голубое небо остались над нижней частью Пруда. Своды над нами были зелёными. Деревья шевелили над головами узкими длинными листьями. Деревья будто хотели что-то нам рассказать, но вместо слов выходил только негромкий шелест.

По склону мы вышли на другую сторону зарослей, где снова открылись солнце и небо. Показались лёгкие, как тополиный пух, облака.

Под солнцем матово блестела квадратная кормушка. Чуть левее располагался верхний водоём – бассейн. Абсолютно гладкая поверхность воды сверкала, как металлическая крышка. В центре торчала изогнутая ручка. Это был чёрный лебедь-шипун. Как бы подтверждая свое видовое название, он зашипел, вздыбил перья на крыльях и направился к нам.

Сергей ловким движением вывалил в кормушку остатки мешанки и перемахнул через ограду. Он вроде бы даже немного повисел над ней и лишь спустя несколько мгновений опустился на дорожку для посетителей.

Тем временем лебедь приблизился настолько, что я различил его клюв, смахивающий на широкий красный нож, и багровые от ярости глаза.

Я хотел понаблюдать за тем, как водоплавающее будет производить своё кормление, а потом записать увиденное в дневник. Но изогнутая вопросом лебединая шея будто бы спрашивала: «Тебе что, больше всех надо?»

Поэтому я тоже решил прыгнуть через забор и понаблюдать оттуда. Но Сергей уже бежал к отделу, потрясая пустым ведром.

– Разве мы не будем смотреть, как птицы едят?

– Еще чего! – отмахнулся Сергей. – И так сожрут!

Когда мы вернулись во дворик с ванной, кормление животных закончилось. Работники домывали вёдра, прибирались на кухне. Узбечка Гульнора откручивала от маленького расшатанного стола мясорубку.

Сергей вопросительно оглядел дворик и впился зубами в усы.

– Где корм для мускусных уток? Когда я уходил, тазик стоял на столе!

Тазика действительно не было. Зато я хорошо видел возмущённых мускусных уток. Их главарь Вахлак со звоном грыз пустую кормушку.

– Безобразие! Утки же голодные!

Не ограничившись порчей усов, Сергей взъерошил волосы.

Конечно, он мог сделать упрощённую мешанку. Для этого достаточно три раза зачерпнуть совком из разных отделений ларя. Но, во-первых, Сергей не любил делать два раза одно и то же. А во-вторых, понимал, что, если он не обратит внимания на пропажу и сделает новую мешанку, тазики, возможно, будут пропадать и впредь.

– Гульнора Сабировна!

Узбечка наконец отвинтила мясорубку и в неё дунула. В воздухе повисло желтоватое облако перемолотого корма.

– Так нельзя относиться к животным! Вы меня понимаете?

– Понимаем, – Гульнора вынула из мясорубки винт и поглядела сквозь неё на Сергея. – Твой мешанка под столом. Он мне молотить мешала.

Сергей недоверчиво заглянул под стол. Там и правда стоял тазик с кормом.

Другой бы извинился, сказал: «Кечерасиз, Гуль-опа!» Да не таков был мой шеф.

– Специально спрятала! – проворчал он. – Чтобы нервы потрепать!

Сергей повернулся ко мне.

– Знает, что за животных переживаю, вот и прячет!

Он сел на крыльцо. Видимо, нервы у него и вправду никуда не годились. Сергей даже схватился правой рукой за сердце. Левой он указал на уток и тяжело выдохнул:

– Накорми!

Я взял тазик с кормом и направился через анфиладу клеток. Во мне теплилась надежда, что мешанка в моих руках сделает Вахлака более приветливым. Но не тут-то было. От голода он стал ещё злее. Вахлак рвался ко мне, наваливаясь на сетку мощной грудью и злобно кусая металл.

Спасти меня могла только скорость. Я выдохнул и влетел в дверь.

От удивления Вахлак поднял хохол так, что тот заслонил глаза.

Пока утиный главарь тужился понять, что происходит, я опрокинул мешанку в кормушку и «очистил помещение».

Остальные утки, видимо, меня просто не заметили. Зато внезапно появившийся корм их напугал. С кряканьем они забились в дальний угол и полезли друг другу на головы.

На обратном пути я чуть не врезался в Сашку-секретаря, который вылез из зимника. Ужасно вскрикнув и хлопнув крыльями, он развернулся на одной ноге и снова исчез в доме. Оттуда он стал громко ругаться.

Когда я добрался до крыльца дома, мои нервы натянулись так, что на них можно было играть, как на арфе. Тяжело вздохнув, я сел возле Сергея.

Сквозь сетку я видел, как из зимника появилась голова с гусиными перьями за ушами. Она, видимо, раздумывала, можно ли телу позволить выйти или лучше поберечь его в зимнике?

Судя по всему, голова склонялась к последнему. Вдруг она возмущённо заверещала, и непослушное тело вытолкало её наружу. Своих мозгов у него не было, а к чужим тело не прислушивалось. Высоко поднимая жёлтые ноги, оно стало носиться по клетке и по-глупому хлопать крыльями. Голова гневно трясла гусиными перьями и убеждала тело прекратить безобразие. Про таких, как Сашка, говорят, что они живут без царя в голове. У Сашки царь был в ногах.

Вдруг меня больно ударили. Я вскрикнул не хуже Сашки и повернулся. Позади покачивалась огромных размеров поварёшка. Над нею чернел гигантский закопчённый казан, а выше, как некая ещё не открытая планета, окутанная облаками розовой пудры, тускло светилось широкое лицо Тетериной. В атмосфере этого газового гиганта бушевала гроза.

– Расселся! – сказал рот, похожий на знаменитое красное пятно Юпитера. – И так от него пользы нет, а ещё на крыльце сидит! Проходить мешает!

Я посторонился. Раскидывая пустые слова, Тетерина прошла к ванне и утопила казан среди льдин. Он прощально всхлипнул, пустил пузыри и пошёл на дно.