Отцеубийцы - Мария Вой

как на ходу расправился с тремя или четырьмя Сиротками, пока сумеречные хинны опускали перед ним оружие. Не обращая внимания на предсмертные вопли, он упрямо пробивался вперед, не чувствуя усталости, не чувствуя вообще ничего, кроме желания добраться до алого знамени.

– ХРОУСТ!

Черный конь остановился, но Хроуст не обернулся – он смотрел лишь на ворота Хасгута за плотной завесой. Рейнару до него оставался какой-то десяток локтей, когда он остановился, рыча:

– Хватит убегать! Выйди со мной один на один!

Вокруг них собрались тени – все та же дюжина хиннов с опущенным оружием, которая ничего против него не могла. Но раз они здесь, значит, за спиной Рейнара им делать больше нечего. Значит, всадники Митровиц разбежались… или мертвы.

– Ты трус! – надрывался Рейнар. – Ты всегда прятался за спинами своих людей. Даже сейчас, с Даром, ты боишься меня!

К теням присоединились Сиротки. Передние ряды наставили на него пики, словно загоняя зверя в ловушку, а к ним уже подтягивались лучники, готовые истыкать Рейнара стрелами.

– А ты спас своих детей, Рейнар? – неожиданно спросил Хроуст, даже не повысив голоса, и развернулся к нему. Ни злости, ни раздражения в его лице не было: гетман выглядел бы старым и измученным, не гори его глаз белым пламенем, совсем как у Шарки и Свортека.

Рейнар растерялся. Выхода из круга врагов, которых еще несколько дней назад он звал союзниками, он не видел, а Хроуст, вместо того чтобы атаковать, теперь решил побеседовать с ним как со старым приятелем.

– Нет, не спас, – Хроуст уже сам ответил на свой вопрос. – Они никогда не будут в безопасности, пока жив Редрих. Ты сам это знаешь, но почему-то решил понадеяться на чудо. А ведь я предлагал тебе от чистого сердца…

– Ах, неужели?

Ненависть снова вскипела в Рейнаре, и он сделал шаг вперед. Конь Хроуста угрожающе всхрапнул. В руках стрелков запели тетивы, копья опустились, целя ему в голову. Но Рейнар продолжал, вскинув руку к длинноволосой тени:

– Тебе ли говорить о детях, Хроуст? Ты убил своего названого сына! Человека, который отдал тебе все!

Хроуст взмахнул правой рукой, в которой держал булаву, и тень Латерфольта растворилась в воздухе. Слова Рейнара достигли цели: лицо старика уродливо перекосилось, но он ничего не ответил, жуя губы под пышными усами, словно сдерживал крик.

Рейнар сделал еще шаг вперед:

– Выйди со мной на бой! Если ты победишь, тебе достанется Щит. Хватит от меня прятаться!

– Ты мне не нужен, Рейнар. Убирайся.

Гетман дернул поводья, чтобы развернуться к воротам Хасгута. Но великанский конь громко заржал, взвился на дыбы, когда меч Рейнара вонзился в его круп, и принялся из последних сил лягаться, отгоняя врага. Но Рейнар двигался так быстро, что ни разъяренный конь, ни Сиротки не могли его остановить. Внезапно что-то ударило его в шею, отшвырнуло назад и завалило на спину. Придя в себя, он взвыл, задев щекой о древко, торчавшее из левого плеча. В толпе лучников он увидел бородатое лицо Петлича, опускающего руку. Он пробил доспех, но все же промазал: стрела предназначалась голове Рейнара.

Хроуст скатился со спины умирающего коня, взял в руки его голову, заглянул в глаза – кровь из рассеченного горла хлынула гетману на ноги. Конь бился несколько мгновений у ног хозяина, а затем затих. Хроуст приблизился к Рейнару, тоже пытавшемуся подняться. Левую ладонь он держал над головой, приказывая своим солдатам замереть. Десятки направленных на Рейнара стрел дрожали на тетивах.

– Убирайся обратно к своему королю. – Хроуст остановился в шаге от Рейнара и наступил на меч, который тот выронил, когда его подстрелил Петлич. Тени собрались вокруг, бесполезные против Щита, но чудовищнее и страшнее, чем дрожащие луки и пики. Снова появился Латерфольт. А рядом с ним тень, бывшая раньше Хвалом, вдруг выросла, лицо ее исказилось, разгладилось, увеличились глаза…

Старый хрыч сотворил из нее Фубара.

Рейнар не смог подавить дрожь. Всего один взмах кинжалом, если он доберется… Но дрожь сковала его руки, как прежде боль.

– Я не выйду ни к тебе, ни к кому другому, – продолжал Хроуст. – Мне нужен только Редрих, так ему и передай. И меня не остановят ни ваши стены, ни ваши солдаты, ни ваши дети. Никто мне больше не нужен. Убирайся!

Он отступил назад, к своим теням, и они окутали его, словно набросив на плечи плащ. Сиротки натянули тетивы. Закованный в латы Кирш подошел к Рейнару, подобрал с земли его меч и нацелил ему в грудь. Рейнар оглянулся. Крылатые гусары – то, что от них осталось, – разбегались прочь…

Набрав в грудь побольше воздуха, он издал оглушительный клекот, от которого Сиротки едва не побросали оружие, чтобы зажать уши. От усилия в раненом плече снова разгорелся жар, но он кричал, пока вокруг не взвилась пыль, поднимаемая взмахами огромных крыльев. Рейнар не дал Такешу приземлиться: едва грифон оказался у него над головой, как герцог изо всех сил подпрыгнул и схватился за лапы зверя. Хроуста уже не было видно: облако мрака расползалось по полю, и он мог быть где угодно. Сиротки прицелились в грифона, но стрел не спускали, позволив зверю и его всаднику подняться над войском и набрать высоту.

– Такеш, отнеси меня к Редриху, – прохрипел Рейнар.

Грифон издал протяжный рык и полетел в сторону Хасгута – но не к дворцу, а туда, где находились Небесные Конюшни. Страшное предчувствие сдавило Рейнару грудь. Он бросил последний взгляд на поле, где пали люди, оставшиеся верными ему, предателю и лжецу, до последнего вздоха. А далеко внизу прогремел голос Хроуста – и не сразу Рейнар сообразил, что он звучит на самом деле, а не лишь в его мыслях:

– Мне нужен только ты, Редрих, сын Теобальда! Выйди со мной на бой, или я не оставлю камня на камне от твоего города! Только ты! Редрих!

Торчащее из плеча древко и крыло Такеша мешали Рейнару смотреть на город, но он и так уже знал, что Хроуст добрался до ворот, над которыми поднимался столб дыма. Иллюзий не осталось: гетман будет стремиться к своей цели любой ценой. К воротам уже мчался резерв Сироток, который, как Рейнар и предполагал, Хроуст оставил дожидаться за холмом. Это была не такая огромная толпа, как раньше, но достаточная, чтобы сровнять Хасгут с землей. Особенно в компании сумрачных великанов, макушки которых Рейнар возвышались внешней крепостной стеной…

Боли от ранения Рейнар не чувствовал, зато вдруг ощутил, как лицо опаляет безжалостное солнце, отсвечивая от доспеха. Прятавшееся все утро за облаками, оно наконец вышло во всем своем великолепии, весело заливая светом стены Хасгута, играя бликами на доспехах солдат и на лицах горожан, метавшихся по улицам огромной ловушки, в которую они угодили.

Рейнар зажмурился, ловя тепло. Протянув руку, он, насколько мог, ободряюще погладил грифона между ушами. Такеш каркнул, возмущенный легкомысленностью всадника. По приказу Рейнара блазнивкой его не кормили, и теперь грива лоснилась глубоким черным, а из горла лился непрекращающийся низкий рык.

– Такеш, Такеш…

Вряд ли грифон сумел бы его услышать за шумом ветра, но Рейнар продолжал:

– Мы с тобой два старых торчка из угасающего великого рода, всю жизнь просидевшие у кого-то на поводке. Разве не смешно? Петух и псина!

«О чем ты только думаешь? – одернул он себя лениво, без охоты. – С другой стороны, о чем надо думать? О силе Хроуста? О том, что натворил Свортек? О том, что