Кетополис. Книга 1. Киты и броненосцы - Грэй Ф. Грин

— Как его узнать, этот дом?

— Говорят, самый большой в Слободе — сам не видел. Еще за домом — градирня. А у дверей должна быть табличка: «Модистка». Только шьет Шальная не одну парчу да бархат…

Старик зашелся каркающим смехом.

Корзина заскребла по земле, уткнулась подвеской в арку. Петер отодвинул Артуро, потянул рычаг, и железное гнездо осело, замерло, «причалило».

Морлочка лежала не шевелясь. Если бы не открытые глаза, Артуро подумал бы, что она потеряла сознание. Билет на пароход…

— Вставай, — он осторожно потряс девушку за плечо. — Надо спешить, пока и сюда не добрались эти…

Морлочка медленно повернулась набок, подтянула колени к груди, села, свесив ноги за край корзины. Худо спрыгнул с груды мешков и скрылся в темноте.

— Ишь, расслабились, — недовольно прикрикнул на беглецов Петер. — Под вами земля горит, и моя корзина больше не в помощь. Ну-ка, проваливайте! Когда толпа сюда доберется, молчать не стану — мне тут жить еще…

Аристократ хотел поблагодарить его, но корзинщик лишь нетерпеливо махнул рукой.

Артуро помог своей Джульетте встать на ноги, и они снова побежали — спотыкаясь, шатаясь, налетая на преграды, жадно втягивая воздух. Изможденную девушку мотало из стороны в сторону, несколько раз она падала, и де ла Коста был вынужден почти тащить ее, обхватив за талию.

Густой смог сизой пеленой окутал окрестности. В нескольких кварталах позади замерцали разноцветные огоньки факелов, керосинок, ацетиленовых фонарей — толпа взяла верный след. Несколько раз бегущей парочке попадались на пути одинокие фигуры, спешащие навстречу накатывающейся ораве. Они не пытались помешать беглецам: вместо этого останавливались на месте, вопя, улюлюкая, тыча пальцами и дожидаясь, что многоглавое чудовище докатится и поглотит их, присоединит к себе, освободит от страхов и угрызений совести.

Кривые силуэты хибар и лачуг мелькали справа и слева, выскакивающие из подворотен шавки норовили вцепиться в мелькающие ноги.

В ночное небо ввинчивалось:

— На костер! Сжечь ведьму! Удавить чистенького!

Бег.

Боль в груди и страх в сердце.

Артуро даже не заметил, как лабиринт проулков вдруг распался и их вынесло на простор проезжей дороги. Улица, мощенная брусчаткой лет тридцать назад, давно пошла волнами, запечатлев в камне тележные колеи, провалы грунта и прочие прихотливые изгибы кетополийского рельефа. Это была Слобода, спасительная Горелая Слобода, горлопанистая и неверная, но не до такой степени пропитанная отчаянием и злобой, как оставшиеся за спиной заводские кварталы.

Здесь даже был шанс встретить морской патруль! Артуро приободрился и уверенно повернул налево, в сторону Бульваров. Но не успели беглецы сделать и десятка шагов, как метрах в ста перед ними из подворотни выплеснулись пляшущие лоскуты факельного света.

Де ла Коста затравленно огляделся. Прямо перед ними выгнулась горбатой крышей китовая туша купеческого особняка. Крыльцо из пяти широченных ступеней упиралось в дверь мореного дуба, чернеющую проваленным ртом на фоне более светлого рассохшегося дерева стен. Массивные перила с толстой металлической оковкой лишь усиливали это впечатление, вызывая ассоциации со жвалами морского чудовища. Рядом с дверью латунно поблескивала небольшая табличка.

С той стороны, откуда они прибежали, послышались разрозненные крики:

— На костер! Чистенького в петлю! Ведьму в огонь!

Свободным оставался только путь в глубь Горелой, вниз, к Мертвому порту, туда, откуда этим бесконечно далеким вечером все началось, — или, китам на смех, прямиком в Плетельню.

Морлочка дернула его за рукав:

— Беги.

Впервые услышав тихий голос девушки, Артуро даже не сразу понял, что это сказала она, — настолько короткое слово совпало с его собственными мыслями.

— Беги один.

Она отцепилась от его руки и шагнула в сторону.

И он едва не поддался этому простому совету, пусть и ощущая ужас от того, что предстоит сделать: бросить человека — она нечеловек! морлок! — на растерзание озверевшей толпы. Но в голове вновь раздался голос Безногого Петера:

— …билет на пароход по имени «жизнь»…

Зарычав, де ла Коста подхватил свою Джульетту под мышки и в три прыжка вволок ее на крыльцо. Если судьба хоть немного благосклонна к нему…

«Лидия Ван-дер-Ваальс. Модистка» — гласила гравировка на латуни. Они добрались до дома Шальной. Артуро опустил морлочку на пол и, не найдя дверного молотка, что есть силы заколотил кулаками в дверь.

Дом хранил тишину. Никто не двигался внутри. Резные ставни первого этажа были наглухо закрыты, а окна второго мертвыми глазами пялились в темноту. Ни звука, ни огонька.

Преследователи уже подступали с двух сторон — грязной темной волной, расцвеченной желтыми кляксами фонарей и факелов. Надежда на спасение в доме, про который говорил безногий старик, обернулась верной гибелью.

Два змеящихся огнями потока слились воедино на пятачке перед домом Шальной. Представители самых разных слоев кетополийского общества — каменнолицые работяги, тянущие лямку на заводах Любеков, де ла Коста и дюжины других фабрикантов, мелкая шушера из Мертвого порта, бездомные пропойцы, ночующие под мостами и живущие на подаяние «чистеньких», измотанные ежедневным каторжным трудом прачки и швеи, отставные военные, доживающие век на мизерную пенсию, дарованную короной, толстощекие лавочники, чья ежедневная суета в перспективе обеспечивала им к старости теплый угол и кусок хлеба с рыбой, фанатичные учительницы, живущие в плену плохо переваренных социальных идей, сухопарые огородники, в смрадных заваленных мусором оврагах, на гнилой, пропитанной ядовитой химией земле поднимающие жалкие всходы, — все они превратились в однородную массу, сплотившуюся перед лицом подземной угрозы.

Артуро смотрел в искаженные ненавистью лица, разверстые рты, горящие праведным огнем глаза. Он уже знал, что отсюда ему не уйти.

В отчаянии он вновь изо всех сил замолотил в дверь руками и ногами, но ответом была все та же тишина.

Морлочка подняла голову и, умоляюще посмотрев на него, повторила:

— Беги.

Девушка безвольно привалилась к перилам. Артуро потянул ее за руку. Нырнуть в узкий лаз между заборами, и снова бежать по самым грязным и жутким улицам Кетополиса, путаться в лабиринтах улочек и проулков, затравленно обмирать при виде каждого встречного… и разжигать своим страхом неуемную злобу толпы.

Де ла Коста попытался поднять морлочку на ноги, но девушка лишь вяло шевельнулась и осталась сидеть на ступенях, напоминая большую механическую куклу, у которой закончился завод.

Толпа — черный, страшный многоликий зверь, растравленный запахом крови, — постепенно смыкалась вокруг крыльца.

Билет…