Живой Журнал. Публикации 2007 - Владимир Сергеевич Березин

И, надо сказать, что этот стиль вызывал пародии, в одной из которых встречались в космосе два звездолёта, и, чтобы объясниться друг с другом, пилоты на капитанских мостиках использовали язык танцев. Обнажившись (ну, разумеется, обнажившись!) они плясали и землянин сразу понимал, что его сердце отдано прекрасной инопланетянке.

Но товарищи остужали его пыл: "Прости, брат, — говорили они ему. — Форма груди этой девушки показывает, что на их планете дышат сероводородом" (Или фтором, но в пародии, кажется, был всё-таки сероводород)… "Но ничего, дружище, ничего, — говорят пилоту, — ещё сорок поколений эволюции, и мы тоже будем нюхать сероводород как воздух".

Извините, если кого обидел.

16 апреля 2007

История про разговоры DCCCXLII

— Подобные рассуждения о "филологах", знаете ли…

— Я бы вообще всех филологов бы вывел к оврагу.

— А кто же тогда про сюжет с фабулой стал бы делать волнующие открытия? Вот откуда б вы узнали о сюжете и фабуле? Неужели же сами бы стали трудиться, пальчики о клаву бить? Ох уж эти московские…

— Я не понимаю, отчего в вашем призрачном городе вы так тревожны? Приличного человека вообще такие вопросы не должны волновать. Меня вот совершенно не волнуют.

Какой там сюжет? Какая тут фабула? Какая разница? Хуй знает. Я не знаю, и ничего себе — приличный человек, между прочим. Вилкой пользуюсь.

— И водку в кальян льёте. Делают так, скажите мне, приличные люди?

И вилки у вас все гнутые, мне все время разгибать их приходится, чтобы попасть в сморчок, который вы в ослеплении груздем величаете. И книги у вас на полу лежат кучей, и Талдыгундин среди них, и Пфальц-Голштинник.

— Ну уж нет. Опять у вас аберрация. Водку в кальян это вы лили, а не я. Пфальц-Голштинник у меня никогда на полу не лежала. У неё, слава Богу, муж есть, и она приличная женщина. Кто такой Талдыгундин я и вовсе не знаю.

А вилки произвели китайцы — с них и спрашивайте. Года два назад вы сами на этих вилках окалину нашли, и ничего, не жаловались.

— Ваша жизненная позиция целиком выстроена на фундаменте отрицания очевидного: вы при мне несколько раз попрали пятой книги этих великих писателей, пробираясь из одного угла комнаты в другой, вы и сами не знаете всего того мусора, которым заполнили дом — и это, надо признать, печально; Талдыгундин притом у вас с закладками — почитываете… И отчего ж вилки китайские? Кто намекал на наследство тетушки-фрейлины?

— Вот видите, какие у вас фантазии от пива? Я ведь фантастов, да и прочие книги не читаю — мне их пересказывает брат Мидянин. Как я могу попирать пятой (если бы и захотел) рассказ Мидянина? Он же состоит из колебаний воздуха! Да-с! Стыдно-с!

А вилки — да, теперь китайские. Фрейлинские вы, когда приходили вместе с каким-то Панаевым пьяные и того-с… Спиздили-с.

— Да уж когда вы пятой-то книги попирали, стыдно-то вам не было, а теперь все на Мидянина валите, который хороший и вообще "да-с" говорите. И вы тут решительно упоминаете слово "спиздили", а ведь уже буквально всем про вас буквально все известно, ведь вас уже и из критиков хотят попросить, причем — попросить как следует..

— Из критиков?! С тем же успехом меня можно попросить из Шведской академии. Пусть сначала они меня туда примут, а то — ишь.

Старинные вилки украли ещё в 2005 году. Теперь ими в Питере едят — те самые сосиски, что хозяин отнял у кота и подал московским гостям. Пронина тогда ещё врачи с поезда снимали. Помнишь, Пронин?

— Так это были врачи?!

— Ты меня удивляешь. Ты же сам с одной белый халат снимал. А стетоскоп, наоборот, велел ей не снимать.

— Я всё же вмешаюсь. Во-первых, я те вилки давно пропил в дни черного безденежья, а во-вторых, это были не ваши вилки.

— Так вы же сказали сами: «Погляди, Владимир Сергеевич, на китайский ритуал!.. Видишь вот у тебя вилочки и ложечки серебряные? А вот видишь, их нет. Такой вот ритуал, понимаешь? Были — а вот и нет»!.. А потом напряглись страшно, да как заорёте: «Ло-о-ожки не-е-ет»!

А потом уехали с узелком, из которого ручки с вензелями торчали. Маленьким, но увесистым. И я остался в городе-герое Москва в ужасной прострации.

— Это когда я ваш буфет старинный на грузовик грузил с целью в ломбард свезти и еще два дня гулять? Ну так бы и говорили! Это же совсем другой случай, особый: я как увидел, что вы опять водку в кальян льёте, сразу смекнул: дело плохо, нужно Березину помочь с наличкой, да вот и буфет поблизости не очень старый ещё.

— Слушайте, вы перестанете, наконец, путать кальян и графин?!

Нет, я понимаю, вы большой человек, академик, целой Кунсткамерой заведуете — и когда проходите в залы, все уродцы в банках просыпаются, хлопают глазами и честь вам отдают. С пониманием так же, про подъезды и парадные, поребрики там всякие. Но мы, москвичи, пьём водку из графинчиков, м это графин, а не кальян.

— А, так это у вас графин такой — со шлангом и дым идет? Ну, Москва! Ну, столица нашей краснознаменной родины! Придумают же!

— Это всё у вас от пива и пахитосок. Эко придумали! Дым идёт… А шланг — это от клизмы. Но я думал, что вы не хотите об этом вспоминать.

— Вы и горазды в Москве-то! Шланг от клизмы к графинчику приделать! А пива в вашем доме вовсе не дождешься, хоть головой о холодильник бейся.

— Да нет, графинчик был сначала, а моя дружеская помощь потом. Правда, затем вы снова захотели графинчик, но я пресёк. Вам пришлось ограничится пивом.

Извините, если кого обидел.

17 апреля 2007

История про трубку

Вот что я расскажу: у меня была фёдоровская трубка. Фёдоровская трубка — это тогда было сильно. Я купил её за сорок рублей в городе Ленинграде, в одной квартире на Васильевском острове. При этом сорок рублей был не хуй собачачий, а моя месячная стипендия.

А на улице реял кумачом прошлый строй — в общем, это были большие деньги.

Продавец действительно знал Фёдорова, которого к тому моменту прославил Юрий Рост, и продавцу я доверял.

К тому же он тыкал пальцем в клеймо, латинскую "F", и говорил, что на три такие буквы не хватит и профессорской зарплаты, а у меня буква одна, но как раз