Люди и Нелюди - Виктор Костин

– И о чем поговорить хочет молодой человек?

Мое предложение было простое, сначала я хотел у него скупать просроченные лекарства. Потом передумал: а зачем?

На первое время я найду сам. Потом он уже сам мне будет их давать на сдачу. Поэтому не стал усугублять, меньше знает, крепче спит.

Мое предложение, когда я ему предлагал лекарства по пять, натолкнулось на вопрос: «Откуда?».

Сразу объяснил: контрабанда. Откуда – не знаю, и особо выяснять не собираюсь, и вам не советую. Он только хмыкнул на это.

Обещают первую партию – десять флаконов. Пойдет, будет еще, нет, значит нет.

Долго торговались о прибыли. Сначала он и слышать ничего не хотел о половине, как минимум ему 90 процентов, потом, вроде, на 80 соглашался…

Потом уперся в трудности, что один, два, три флакона он продаст своим – это не проблема, а как, если больше?

Долго сидели с ним, не находя приемлемого решения.

Все упиралось в эти долбаные энерджазинские пояски гарантии. Такие тонкие пояски вокруг флакона и еще через пробку крест-накрест, не тронув какие, нельзя открыть флакон, а на пояске написана дата – до какого он годен и дальше все. Переписать дату невозможно, любые чернила на этой с виду бумаге оставляют страшные разводы, и вдобавок она начинает размокать даже от одной капли и рваться.

Вообще защита от подделки выполнена на самом высоком уровне. Уже почти отказался от своей затеи, и тут пришла мысль.

– Оптовые поставки если? – спросил я. – Как вы поставляете в больницы и госпитали или что здесь?

Он объяснил:

– Они берут много, сразу по две или три упаковки.

Это мысль, мы делаем свою упаковку. Не энерджазинов, а именно свою. Бумажную коробку и по бокам полоски обычной бумаги с печатью аптеки и все. На каждом пузырьке ничего нет, это оптовая поставка с одной датой. Поэтому ничего нет, когда много одинаковых, это не вызывает подозрений. Мысль требовала обдумывания, и по количеству выяснилось, в упаковке должно быть 12 флаконов, у энерджазинов двенадцатиричная система счета.

Там все по двенадцать или по шесть, если половина, но это редко.

Решил, хорошо, пусть будет 12 флаконов.

– И когда можно рассчитывать? – это уже мой новый деловой партнер.

Говорю:

– Ну или в восмицу, или уже в понедельник – это вам выбирать.

Он говорит:

– Хорошо, я передам через Марти, – вот хитрый жук.

На этом и договорились. Мой товар – его коробка, цена пять злотов пополам. Как выяснилось, по пять они и берут на таможне в порту.

– Почему такой большой навар? – я спросил.

Он сначала не понял, о чем речь, здесь принято говорить «прирост».

Объяснил:

– А знаешь, сколько выбрасываем просрочки? Брать сколько надо – этого никогда не узнаешь, а не хватит, потеряешь лицо. Поэтому всегда берут больше и теряют, как обычно.

Он горестно вздохнул, а я потер руки, мысленно только, конечно. Помыслил и сказал: «Можно еще я буду забирать просрочку?».

– Зачем тебе она? – подозрительное выражение лица.

Он опять подозрительно прищурился на меня.

– Понимаете, я, – вот торгаш, всех подозревает, – разговаривал, ну слухи. Но я хочу попробовать. Вода в этих флаконах особая, хоть уже и нет лечебного эффекта, но если пить чай, ну мне это сказали, – смущаюсь я, типа. Зачастил я: – Вроде, память улучшается.

Он похмыкал понимающе и сказал:

– Ладно, тебе слить воду или во флаконах возьмешь?

– Лучше во флаконах, а то понимаете… – делаю хитрое лицо такого же торгаша.

Он понял: мало ли что туда налить можно. В общем, «доверяй, но проверяй» еще никто не отменял.

Мне осталось шесть пузырьков найти просрочки и все.

А сейчас что там по плану у Марти? Обед, вроде, обещали мне, праздничный, ну-ну, сыр свежий, только завезли… в мышеловку.

Вышел от отца и увидел задумчивое лицо Марти.

– Марти, – говорю, – в чем дело? И пойдем, пойдем, – вытаскиваю ее из аптеки на улицу.

– Скажешь, о чем говорили? – она, с напряжением в голосе.

– Нет, конечно. Если отец захочет, тогда да, а по-другому – извини. Коммерческая тайна. – Придаю солидности лицу.

– О, а ты разве из торговцев? – удивляется на это Марти.

– Почему решила? – спрашиваю, а сам как слон доволен нашим с ее отцом соглашением.

– У папы, у него в шкафу есть папки. Они все подписаны «Коммерческая тайна»

– И ты их читала? – я, уже заинтересованно.

– Нет, я там только порядок навожу, а прочитать нельзя. Там печати на них, нельзя прочитать, чтобы не порвать печать.

– Понятно.

Думаю, в семье доверие есть, но только в плане уборки, а все остальное не для женщин – оно и правильно.

– Я раз, – продолжает Марти, – надорвала одну полоску случайно. Она упала и так получилось, но мне отец ничего не сказал.

– Ну говорю, ты же не читала.

– Да, правда, да и зачем это мне? – машет рукой равнодушно. – Пошли, а то там все остынет.

Обед был не чета моему домашнему. Во-первых, за столом за нами ухаживали сразу двое, один подносил, и служанка следила, чтобы ничего не пролить, и, там, убрать, подать.

Я даже немного застеснялся, а служанка прямо взяла и исчезла, я даже не понял, как и когда. Только кофейник поставила на стол и нет ее уже. Во, сервис – Марти все сама потом мне наливала. Когда налила кофе, уже пошли разговоры, до этого почти и не разговаривали, только жевали, все и правда очень вкусно, прямо тает во рту, дома у меня розалия эта уже достала, хоть и с мясом сможа.

Перешли в ее комнату, большую и светлую, все окна в отличие от моего дома были из белого и прозрачного стекла. Говорила в основном Марти, рассказывала про себя, как она жила, как у нее с подругами, чем она увлекается и что любит.

– Любишь стихи? – решил и я вставить хоть слово, а то и утопит в своих этих женских разговорах ни о чем.

– Да, люблю. – Марти сильно покраснела.

– Хочешь, почитаю? Только это просто стихи, понимаешь? – Специально объясняю, а то знаю я уже эти местные обычаи, спасибо Бригиде Петовне.

Прочел стих о любви – сделал предложение значит. Поцеловали в ответ – все, считай, уже женат. Поэтому сказал: «просто почитаю», как учили в школе, типа предупредил и ни в чем не виноват, если успеешь увернуться, конечно, от поцелуя. Это юморю я так, потому как мандражирую все-таки.

– Хорошо, – говорит, – я поняла. – Марти – мне: – Читай, пожалуйста.

Я закончил стих, она долго смотрела на меня.