Тайна сердца - Арина Теплова

она удрученно почувствовала, что мочевой пузырь переполнен. Не выдержав, она попросила у Теплова разрешения ненадолго выйти. Он разрешил, и девушка, проворно подхватив юбки, поспешила к двери.

Едва Даша вышла из кабинета и направилась через парадную к мраморной лестнице, как зазвонил колокольчик. Она невольно замерла у подножия, увидев, что дворецкий открыл дверь, и посыльный вручил ему большую корзину с цветами. Слуга, как-то затравленно оглянувшись в сторону девушки, стремительно направился в правое крыло с корзиной в руках. Отчего-то сердце Даши мгновенно подсказало, что эти цветы от Михайлова. Она бросилась вслед за дворецким и, нагнав его в длинном узком коридоре, произнесла:

— Митрофан! Подожди!

— Барышня, некогда мне, — поворчал на ходу слуга и засеменил быстрее с корзиной в руках, явно пытаясь убежать от девушки.

— Митрофан, стой немедля! — уже выпалила Даша и, стремительно обогнав его, встала у него на пути. — Для кого эти цветы?

— Ох, барышня, не спрашивайте.

Она внимательно посмотрела на испуганное лицо старика-лакея и, проворно протянув руку к записке, что лежала в цветах, достала ее и прочла. Уже через миг, подняв на дворецкого пораженный взгляд, Даша пролепетала:

— Так я и знала. Это ведь мне цветы, Митрофан. Куда ты их понес?

— Ох, барышня, не спрашивайте, прошу вас! — взмолился старик несчастно. — Если Илья Григорьевич узнает, что вы видели цветы, меня выпорют. Христом Богом молю, пустите, мне надо сжечь их.

— Сжечь? — опешила девушка и схватилась руками за корзинку. — Боже, что за варварство! Жечь такую красоту. Митрофан цветы предназначены мне! Отдай их!

— Нет, нет, не могу. Илья Григорьевич сильно осерчает, — замотал отрицательно головой дворецкий.

— Он не узнает.

— Узнает! Он все знает! — запричитал дворецкий. — Ему каждый дворовый так и норовит доложить все.

Даша несчастно смотрела на слугу, и ей стало жаль и себя, и его.

— Ох, Митрофан, как это горько, такую красоту в огонь.

— Да и я про то же, барышня. Но Илья Гри…

— Поняла я уже, — нервно осекла его девушка. — А скажи, часто ли от подпоручика Михайлова цветы такие приносят?

— Каждый день, уже четыре недели как, — ответил просто дворецкий.

— И ты все их… — Даша не смогла до конца вымолвить жуткую фразу, и ее сердце сжалось.

— Да, Дарья Сергеевна, барин так приказал. И цветы, и письма от подпоручика, все сжигать, иначе не миновать мне беды.

Даша несчастно вздохнула, созерцая чудесные нежно-желтые цветы, и произнесла:

— Позволь мне хоть полюбоваться ими чуточку? А потом унесешь…

— Ну, хорошо, так и быть. Но только никому не говорите о том, что видели их, иначе Илья Григорьевич меня со свету сживет.

— Не скажу, не бойся. Но письмо я заберу, — сказала Даша и, ловко вытащив голубой конверт, сунула его в карман своего платья.

— Ох, барышня, попадет мне. Ох, попадет, чувствую я. Любуйтесь пока немного…

Взяв из рук дворецкого цветы, Даша с восторгом вдохнула их аромат. Ее взор, поначалу полный упоения и счастья от созерцания цветочного великолепия, с каждой секундой становился все печальнее и грустнее. Расстроившись окончательно, что из-за этого невозможного гадкого Теплова она должна отдать эти чудесные цветы, которые предназначались ей в дар Иваном, на поругание и непонятно отчего, Даша едва не заплакала. Не в силах видеть эту красоту, которая вот-вот будет уничтожена, девушка резко всунула корзину в руки Митрофана и почти бегом устремилась по парадной лестнице в свою спальню.

Она вернулась в кабинет Теплова, негодующая и трепещущая, спустя полчаса. В своей комнате прочитала письмо Ивана Федоровича. Действительно, в своем послании молодой человек признавался ей в любви, в поэтичных фразах превознося ее красоту и грацию. Во вчерашней короткой записке была лишь пара слов и адрес Михайлова, а это длинное, возвышенное послание затронуло Дашу до глубины души. После прочтения письма молодого человека она вся затрепетала и ощутила, что ей невозможно приятно поклонение подпоручика.

Девушка была сильно рассержена на Илью. В ее душе поселилось неистовое недовольство и негодование по отношению к Теплову. Когда вернулась в кабинет, она едва взглянула на него, когда тот говорил с Арсением Ивановичем, и вновь заняла место за своим секретером, стараясь более не смотреть в сторону молодого человека. Даша боялась, что не сдержится и скажет что-нибудь неприятное по поводу его распоряжения уничтожить цветы, предназначенные ей. Однако она боялась подвести Митрофана, которого могло ждать суровее наказание. Потому Даша хоть и негодовала в душе, но так и не сказала ни слова Теплову о цветах.

Во время обеда она много думала о том, что подпоручик любит ее искренне и горячо. В письме Иван молил девушку о встрече или хотя бы об ответном письме. Уже в своей комнате девушка напряженно думала и размышляла о своем нынешнем невыносимом положении. Как бы сильно она ни желала свидания с Михайловым, это было невозможно. Ибо Теплов никогда бы не позволил этого, и она это знала. Оттого единственным возможным связующим звеном с Иваном могла стать переписка. Но как отправлять письма, чтобы Илья не узнал об этом? И тут Даша неожиданно вспомнила, как в опере Михайлов подсказал ей выход. Анюта, ее горничная, могла доставлять письма адресату.

От гнетущих тягостных дум голова Даши разболелась, и уже в своей спальне она прилегла на диванчик, стоящий у окна, и задремала. Ее разбудил возбужденный голос Анюты.

— Барышня, барышня! — заверещала над ней горничная. — Дмитрий Гаврилович приехал!

Даша, распахнув глаза, удивленно уставилась на Анюту.

— И что же? Он к Лизе приехал, — отмахнулась безразлично она.

— Дак я знаю это, барышня! Но с ним-то еще подпоручик Михайлов пожаловали!

— Иван Федорович?! — встрепенулась Даша и стремительно села на диванчике.

— Да, барышня. Их ваша тетушка в гостиной теперь принимает. И мне велела вас позвать.

— А Илья, он что?

— Дак Илья Григорьевич уехали верхом еще час назад по делам.

— Ах, вот оно что! — воскликнула Даша, просияв, и вскочила на ноги. Ее горестные раздумья вдруг решились сами собой. И вот Иван Федорович сам приехал увидеться с нею. Даша начала суетиться. Подбежав к напольному зеркалу и осмотрев свое чудесное отражение в утреннем новом платье, девушка пролепетала: — Анюта, мне надо платье переодеть.

— А это как же, барышня? Оно такое премилое.

— Нет, Анюта, другое надобно, — произнесла Даша в