Сердце язычницы - Патриция Мэтьюз

– Как ты смеешь обвинять меня, женщина! Ты не понимаешь, о чем говоришь! Тебе не дано понять... о нет, не дано! – Джэггар вдруг закрыл лицо руками, потом вскинул их к соломенному потолку хижины и воззвал: – Боже милостивый! Прости ее, ибо она не ведает, что творит. Это заблудшая овечка, но под моим влиянием она познает свет веры и падет во прах перед тобой, Господи...

Лилиа сделала шаг назад, но большая рука священника поймала ее за локоть. Он впился взглядом в ее полуобнаженное тело. Другая его рука неверным шарящим движением потянулась к груди, и взгляд тотчас стал масленым, похотливым. От этого прикосновения девушку охватило невыразимое отвращение.

– Идем же, моя овечка, идем со мной. – В углах губ Джэггара запузырилась слюна. – Я буду твоим пастырем, я поведу тебя дорогой истинной веры... Мы воссоединимся не в грехе, а в благочестии, и с той минуты ни один волос не упадет с твоей головы...

Лилиа удалось вырваться, но при этом она оказалась в глубине хижины. Священник, быстро заступив ей дорогу к выходу, продолжал что-то бормотать о священном слиянии и просветлении.

– Ты что же, надеешься одурачить меня, Исаак Джэггар? – не помня себя от возмущения и брезгливости, воскликнула девушка. – Тебе нет дела до того, какой я веры, тобой движет обыкновенная похоть! Ты ничем не лучше Лопаки... Нет, ты хуже его, гораздо хуже! Если Лопака и лжет, то хотя бы не притворяется иным, чем он есть на самом деле, не скрывает своих помыслов и называет вещи своими именами. Пока жива, я не последую за тобой!

Джэггар размахнулся, намереваясь ударить ее. Однако потом его плечи ссутулились, а рука бессильно повисла вдоль тела. Он потряс головой, словно отгоняя наваждение, и в глазах его снова зажегся фанатический огонь.

– Это ты во всем виновата, Лилиа Монрой! Это в тебе живет большое зло, и имя этому злу – обольщение. Ты сосуд греха, воплощение бесстыдства, ты совращаешь одним видом своего полуголого тела. Боже, ты и святого собьешь с пути истинного! – Он обшарил ее взглядом, и Лилиа охватило желание прикрыться. – Посмей только сказать, что я не прав! Почему ты не хочешь носить достойную одежду и скрывать это грешное тело от мужских глаз? Потому что это лишит тебя возможности обольщать! Подобно Еве, по вине которой был утрачен рай, ты искушаешь мужчин, а когда они поддаются на приманку, изображаешь невинность и унижаешь их! Тебя радует, что по твоей милости еще один несчастный обречен на вечные муки! Как прокаженная, ты заражаешь всех одним своим прикосновением, одним своим дыханием! Последний раз повторяю: раскайся и следуй за мной, пока я еще готов спасти твою душу!

В этот момент в дверном проеме мелькнула тень, и послышался голос Акаки:

– Лилиа! Ты вернулась?

Войдя, женщина удивленно уставилась на священника.

– Что здесь происходит? Что нужно этому человеку, доченька?

Преподобный Джэггар заметался по хижине. Увидев Акаки, он как бы уменьшился в размерах и потерял зловещее величие безумца. Теперь это был застигнутый врасплох бледный и худой человек. Со сдавленным возгласом он выскочил из хижины и исчез в зарослях. Акаки с минуту смотрела ему вслед, потом повернулась к дочери.

– Это ведь Исаак Джэггар? Но как он здесь оказался? Насколько мне известно, священник переметнулся к Лопаке... Странно. – Внезапная мысль заставила ее нахмуриться. – Что-то произошло? Он обидел тебя, Лилиа?

– Нет, мама, ничего страшного не случилось. – Тем не менее Лилиа содрогнулась и обхватила себя руками. – Это плохой человек, мама, очень плохой.

Джэггар нашел Эйзу Радда в условленном месте на пляже. К тому времени, когда они встретились, миссионер уже пришел в себя.

– Ну что? – нетерпеливо осведомился Радд. – Покончил ты, наконец, с этой туземной сучонкой или нет?

Джэггар стиснул руки в кулаки с такой силой, что ногти, отчасти обломанные, отчасти обкусанные, впились в ладони. Миссионер всей душой приветствовал эту боль – она несла с собой что-то вроде очищения, помогала забыть, что он снова был на грани падения.

– Ну что молчишь, преподобный? – брюзгливо настаивал Радд. – Скажи, ты ведь прикончил ее?

– Нет, – благочестиво ответил Джэггар, собравшись с мыслями. – Я служу Господу и никогда не подниму руку на Его создание, как бы оно ни погрязло в грехах.

– И так ты ответишь Лопаке, когда он задаст тебе тот же самый вопрос? – хмыкнул Радд, покачиваясь на пятках. – Представляю себе, как неприятно он будет удивлен. Чтоб мне пропасть, он может даже... Как это ты выразился? Поднять на тебя руку, и притом не пустую.

– Господь наш не оставит нас в час испытания и подскажет, как избавиться от Лилиа. Душа ее поражена проказой, и за это она должна быть... Она должна быть...

Миссионер уставился вдаль невидящим взглядом. Что-то смутное забрезжило в его сознании. Он напрягся – и вспомнил. Ему приходилось слышать о Молокаи, небольшом острове из числа Сандвичевых. Там, как и везде, мирно жили какие-то туземцы, но на севере далеко вдавался в море мыс, изолированный от остальной части непроходимыми скалами. С трех других сторон этот кусок суши был совершенно недоступен из-за кораллового рифа, где ревел бешеный прибой. Не только суда, но и лодки туземцев не могли преодолеть этот естественный барьер, лишь очень ловкому и сильному пловцу удавалось миновать его. Мыс этот назывался Калаупапа. Проникнуть туда (а вернее, оттуда) можно было единственной крутой тропой, охранявшейся денно и нощно.

На мысе Калаупапа находилась колония прокаженных. Их привозили к самому рифу, сбрасывали в море и оставляли на произвол судьбы. Если несчастному удавалось преодолеть риф, колония пополнялась. В любом случае он навеки исчезал, что и требовалось, ибо жертвы этой болезни мало походили на людей, скорее уж на исчадий ада. Туземцы считали, что лишь ужасный проступок так страшно наказуется богами и прокаженным нечего делать среди нормальных людей. То было поистине чистилище, разве что на этом свете...

– Да, да... там ей самое место, – бормотал священник, перед глазами которого проходили картины одна другой ужаснее.

– Что такое ты говоришь? Я не слышу!

– Я говорю, – Джэггар взглянул на Радда с улыбкой праведника, только что совершившего добрый поступок, – что нашел способ избавиться от Лилиа раз и навсегда. Я знаю место, где Господь сам решает, оборвать нить судьбы человека или оставить его жить. Если Лилиа погибнет, это будет не наша вина, если выживет, то пожалеет об этом. Так или иначе мы устраним ее с дороги. Ей больше не править людьми Хана!

– Да ну? – заинтересовался Радд. – И что же это за способ? Говори скорее, преподобный, я умираю от любопытства!

Джэггар понизил голос, словно деревья кругом имели уши, и начал шептать ему на ухо свой план. По мере того как он говорил, Радд ухмылялся все злораднее.

Поняв, что ее попытки получить аудиенцию у короля Лиолио обречены на провал, Лилиа впала в уныние. Она не могла смириться с тем, что судьба Мауи нисколько не интересует жителей других островов, в особенности гавайцев. Двору, поглощенному интригами, неизбежными в моменты больших перемен, приходилось еще решать проблему огромного наплыва людей.