Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой

Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тотогонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера.Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.

— Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеетсятолько восемь, прикажете ли продолжать огонь? — спросил он.

— Картечь! — не отвечая, крикнул старший офицер, смотревшийчерез вал.

Вдруг что-то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, селна землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно ипасмурно в глазах Пьера.

Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат,в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни этизвуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад,как показалось Пьеру.

Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер,ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновеньешлепнуло во что-то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.

— Все картечью! — кричал офицер.

Унтер-офицер подбежал к старшему офицеру и испуганнымшепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемоговина) сказал, что зарядов больше не было.

— Разбойники, что делают! — закричал офицер, оборачиваясь кПьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. —Беги к резервам, приводи ящики! — крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера иобращаясь к своему солдату.

— Я пойду, — сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большимишагами пошел в другую сторону.

— Не стрелять… Выжидай! — кричал он.

Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулсяс Пьером.

— Эх, барин, не место тебе тут, — сказал он и побежал вниз.Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.

Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялосьвпереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» — вдруг вспомнил он, ужеподбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад иливперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновеньеблеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий,зазвеневший в ушах гром, треск и свист.

Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю;ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доскии тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала отнего, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжновизжала.

Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад набатарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.

В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что набатарее выстрелов не слышно было, но какие-то люди что-то делали там. Пьер неуспел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом кнему лежащего на валу, как будто рассматривающего что-то внизу, и видел одного,замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его заруку, кричал: «Братцы!» — и видел еще что-то странное.

Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит,что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком вспину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицомчеловек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что-то. Пьер,инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались другпротив друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французскийофицер) одной рукой за плечо, другой за горло. Офицер, выпустив шпагу, схватилПьера за шиворот.

Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели начуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что имделать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? — думал каждый из них. Но,очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он,потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепчесжимала его горло. Француз что-то хотел сказать, как вдруг над самой головой ихнизко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французскогоофицера оторвана: так быстро он согнул ее.

Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более отом, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору,спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но неуспел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русскихсолдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Этобыла та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только егохрабрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой онбудто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)

Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками«ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.

С батареи свезли пленных, в том числе раненого французскогогенерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомыхПьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли ина носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часавремени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашелникого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал.Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови.Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.

Пьер побежал вниз.

«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, чтоони сделали!» — думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок,двигавшихся с поля сражения.

Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди,и в особенности налево у Семеновского, кипело что-то в дыму, и гул выстрелов,стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, какчеловек, который, надрываясь, кричит из последних сил.