Инжиниринг. Истории об истории - АО АСЭ

3,5 тысяч контейнеров. К тому времени на АЭС скопилось очень много отходов, их просто негде было ставить. Там на улице уже шло строительство хранилища на 10 тысяч бочек, но оно запаздывало, вот и использовали, как говорится то, что было.

Золотой век

В те времена мы были, действительно, проектировщиками, и любой из нас, и в Москве, и в Питере, и в Нижегородском институте, расскажет страшную историю о том, как мы стали подмастерьями у закупщиков, у инжиниринга, а раньше мы были главные, и занимались именно проектированием.

У нас была большая, настоящая работа, шла Воронежская АСТ, Горьковская АСТ, и до сих пор сердце кровью обливается, что не пошли эти два объекта. Воронежская АСТ — наша, реактор под куполом и Горьковская АСТ, прямоугольной компоновки, разработки ВНИПИЭТа. Реакторы были замечательные, и защищенные, и самогасящиеся, они даже сейчас звучали бы современно, но случилась перестройка.

Очень жаль! Там была, действительно, живая работа. Мы разрабатывали чертеж — задание строителям, вместе с электриками, вместе с гидротехниками, вместе с вентиляционщиками. А уже через две недели бетон, арматура уже были на станции, шел монтаж строительной части, то есть, из-под рук всё рвали. И очень интересные решения были. Руководил всем наш зам. глав. инженера Кузнецов Юрий Алексеевич. АСТ — это его детище было, конечно.

Велика была роль и Юрия Алексеевича Иванова, выходца из нашего отдела. Он отличался какой-то особой собранностью, хваткой и, если что сказал, он не забудет, он свое обещание выполнит и свое решение воплотит в бетоне, металле и цифре. На оперативках все сидели, как пришибленные, слово поперек ему не скажи, но, дело было не в том, что он всех запугал, а просто он видел готовое решение поставленных задач. Как сегодня говорят, давил интеллектом. Причем, задачи всегда — на острие времени, а в последнее десятилетие — связанные с компьютеризацией, с сетевыми графиками. Все это только внедрялось, а он уже — на белом коне, впереди эскадрона.

Тогда с заводами было много вопросов. Звонок на завод, звонок в Ростехнадзор, кого-то туда послал, и готово дело. То есть ключевые точки он пеленговал, вытаскивал, и это приносило свои плоды, какие бы проблемы не возникали, потихонечку они рассасывались, решались.

Бартер

Перед Ивановым директором был Евгений Михайлович Королев. Это человек, который в 90-е годы удержал, сохранил коллектив проектировщиков, и не дал развалиться институту. Он был жесткий, волевой, и его, честно говоря, как и Юрия Алексеевича, тоже многие побаивались. Но он в лепешку готов был расшибиться, чтобы люди получили хоть какие-то деньги в те тяжелые для всей страны времена.

Помню однажды послал меня на Нововоронежскую станцию привести оттуда 50000 рублей. Тогда это была баснословная сумма. Зарплата для восьмисот или даже тысячи человек. Прокатиться по России в те годы, да с такими деньгами, было равносильно самоубийству. Но я, конечно, не наличкой их вез, а векселем. Евгений Михайлович, хоть и жесткий человек был, но не зверь.

Было время, когда бартер расцвел, как после Октябрьской революции. Специальные подразделения, созданные в институте, меняли, полученные по бартеру, металлические трубы, скажем, из Нововоронежа. Меняли на что-то более ликвидное, ходовое, что можно было продать и в кассу хоть какие-то деньги принести. Это называлось «вертеться». Вся страна вертелась, как один большой центрифужный завод.

Перед дефолтом с деньгами стало получше, но в Нижнем был страшный дефицит. Находили, договаривались, привозили продукты прямо в институт. За день продавалось только сахарного песка три тонны и полтонны сливочного масла.

Вам и не снилось

В нулевые, то ли экономика стала оживать, то ли просто цена на нефть зашкаливала, но стало как-то полегче. Легче, легче, легче, 2008 год, и опять — кризис! На этот раз мировой. А у нас, наоборот, даже возрождение какое-то, подъем, словно свежий ветер подул.

Это пришел в институт Валерий Игоревич Лимаренко. Ну, и мы как-то даже «обалдели» от его напора, от его натиска, от мысли, что вместе с нами будет инжиниринг и, более того, мы его возглавим. Коротко было заявлено примерно следующее: «Ребята, вам не хватало денег, теперь вы будете получать их столько, сколько нужно, вы будете их осваивать в таких объемах, каких вам и не снилось, но вваливать будете в два, в три раза больше». Так и произошло. Нагрузка, по сравнению с тем, что была, выросла до 200–300 %. Плюс тотальная компьютеризация, электронный документооборот, информационные сети и так далее, и так далее.

Планы по реструктуризации бизнеса объявили такие: проектировщики — это 5 %, 50 % — это доход от закупочной деятельности, размещения заказов и так далее, и 45 % — это стройка, заказ арматуры, бетона, машин, производство строительной части. «А вы, проектировщики, — было также нам сказано, — если будете плохо работать, пойдете на улицу, я готовый проект куплю и буду строить по нему».

Ну все, как говорится, притихли, но до сих пор работают. И что характерно, пошли успехи! Когда мы с Владимиром Лазаревичем Кацем в начале 90-х ездили на первый блок Ростовской станции, он был готов на 95 %, и после блок еще стоял 8 или 9 лет в положении «не бей лежачего». Еле-еле его пустили, потом пошел второй, но это уже Валерий Игоревич со своей командой «подналег», и в итоге четыре блока пустили. То есть, Лимаренко можно ругать, можно хвалить, но сначала нужно посчитать блоки. Достроенные блоки, новые блоки — поколения III и III+. И портфель зарубежных заказов, который сегодня имеет Инжиниринговый дивизон Росатома.

На круги своя

Но история движется по кругу. А, может быть, по спирали или по листу Мёбиуса. Трудно сказать. Вот и у нас раньше Нижний руководил Москвой, а теперь Москва берет реванш. Возвращает свои прежние владения. Я, кстати, из ВУЗа пришел в Горьковский филиал Московского института Атомэнергопроект, и сейчас, точно, вернулся в свою юность. Опять мы — филиал, отделение Московского института. Словом, история пошла по второму витку. Может быть в будущем, с учетом прошлых ошибок, будет все лучше и лучше?

Вспоминаю имена нашего института, сколько их сменилось, и понимаю, что здесь прошла вся моя жизнь. Мы тут жили и живем на работе, это наш второй дом, наша вторая семья. Как взвыл народ на удаленке, нет, не хотим по домам сидеть! Кто-то, конечно, и не против, подальше от начальства, поближе к кухне, кто-то привык, смирился. Но есть такие ребята, кто рвется в коллектив, на работу, и их не остановить.

Так что НИАЭП — наш дом родной. Те, кто не прижился,