Сладкая горечь - Стефани Данлер

Я цеплялась за надежду, что Симона тешит себя иллюзиями. В конце концов, почерк же был не его. Но дело было во мне. Это я тешила себя иллюзиями.

По крайней мере, Джейк вел себя последовательно, его тон и выражение лица говорили, мол, это пустяки, мол, я чересчур мнительна, склонна к драмам и истерикам. От его уверенности у меня всегда словно бы отключались все мысли, так было и в этот момент: я искала нужные слова, искала в себе гнев, а нашла только пустоту в том месте, где был здравый смыл. Мне следовало бы сказать, что Симона старается нас разлучить? Что ему следует поехать в Европу со мной? Но на ум пришло только:

– Так неправильно.

Снова поднялся ветер, ударил, как нож, в спину. Я плохо понимала, где я, 16-я казалась незнакомой и чужой.

– Мы еще поговорим, – сказал он, глядя на меня испытующе. – Увидимся позже.

Мне хотелось сказать, мол, нет, я не могу ждать, но я кивнула. Он меня поцеловал – неожиданно – в губы. На работе мы никогда друг друга не касались. Никогда не обнимались, никогда не держались за руки под столом во время «семейного» обеда. Я была ласковей с посудомойщиком Паппи, чем с Джейком. Он думал, поцелуй меня умиротворит, но это было так вульгарно. Побрякушка вместо драгоценностей. Господи, сколько раз я ее принимала!

– Помнишь твою татуировку с ключом, Джейк?

– Ты серьезно?

– О’кей, о’кей. Просто найди меня сегодня вечером?

– Обещаю.

Он держал меня за плечи, всматривался в мое лицо. Облегчи ситуацию, молила я его взглядом. Исправь. Он сказал:

– Сотри эту дрянь с губ. Выглядишь как клоун.

– Ты откуда родом? – спросил меня Мэнни, пока я курила у «Парковки».

Все суставы у меня словно бы сплавились, мое тело покачивалось единым целым. Меня одолевало дурацкое смутное чувство, точно я копаю туннель, не зная, копаю вверх или вниз, только что другого выхода нет, только копать. Вечер, начавшийся скверно, оборачивался катастрофой.

Я снова проверила телефон. Никаких СМС, только время. Шесть часов алкоголя, последние четыре в «Парковке». Так уж вышло, что я перепила и перебрала с трипами, пока ждала Джейка. Меня трясло от кокса, мышцы то сводило, то отпускало. Я непрестанно курила, нос, рот и горло горели… Он не придет, он не придет. Кажется, я отлетела на коксе настолько, что трудно было разговаривать, мысли отпихивали друг друга локтями, толпились за лобной костью, которую я время от времени трогала, стараясь их утихомирить. Я поняла, что боксеры на картине метафора сознания, того, как разум разделяется, сражается с собой и себя уничтожает.

Мэнни сверкал и искрился: блестели туфли, блестели набриолиненные волосы, блестели серьги с бриллиантами – по его утверждению, настоящими. По его словам, они принадлежали его бабушке в Доминиканской Республике, она дала ему их на время, потому что он ее любимец. Мы с ним сблизились после того, как я продала ему мою машину за 675 долларов. Это была ровно та сумма, какую я задолжала городу за просроченную парковку. Я была уверена, что он сбыл машину гораздо дороже, но я получила скидку на кокс, поэтому сделка казалась честной.

– Так откуда ты?

– Ты видел Джейка?

– Который из них Джейк?

– Бармен. Вечно выглядит как бездомный. Безумный взгляд.

– Ага, ага, ваш бармен. Тот, что водился с Ванессой.

– Ха! – откликнулась я. – Ну да, он самый. Забавно от тебя это слышать, потому что я как раз думала про женщин, которых трахал Джейк, и думала, что нам следует создать бэнд или, возможно, книжный клуб. Может, даже поехать вместе в отпуск.

Он поднял руки.

– Я ничего не знаю. Я даже не знаю, когда это было.

– Конечно. Конечно, никто ничего не знает. Лучше не вмешиваться, лучше не вести настоящих разговоров с датами и фактами, с именами и местами, потому что нас могут призвать к ответу, а для кое-кого это может обернуться катастрофой, нам ведь придется снять черные очки, или стереть помаду, или убрать какой-то там фотоаппарат, и у нас будет настоящий суд с судьями, доказательствами, уликами и приговором, и кое-кто из нас выйдет чистым, а кое-кто не очень.

– Сильно же тебя прет, – присвистнул он.

– Я в порядке, перебьюсь как-нибудь.

– Хочешь что-нибудь в помощь?

– Я тяжелых не употребляю. Героин, например. Героин я не употребляю.

– Знаю-знаю, никто из вас, богатеньких детишек, героин не принимает. – Он мне подмигнул.

– С чего бы, если вы по уши накачиваете нас паршивым коксом? И не подмигивай мне, мать твою!

– Ну и завелась ты сегодня, девочка! – Рассмеявшись, он подал мне еще сигарету, а я и не сообразила, что держу погасший фильтр. – Мне это нравится, ты скалишься и все такое. Я говорил про ксанакс, nina[47], то дерьмо, что мамочка тебе давала, когда ты нервничала из-за экзаменов. Никогда не видел тебя в таком напряге.

– Моя мать никогда этого не делала, – отрезала я.

Кости у меня были острыми, кожа недостаточно толстой, чтобы их удержать, но я улыбнулась Мэнни и его дешевым попыткам подкатить. Хвала богу за Мэнни.

– А пожалуй, я возьму ксанакс. Сколько?

– Первый раз всегда бесплатно, nina.

– О господи, ты правда решил заставить меня чувствовать себя последней дрянью. Что это такое? Выглядит иначе.

– Батончик ксанакса. Просто отломи маленький кусочек. На несколько дней должно хватить – в зависимости от того, какая у тебя fiesta.

– Никакая у меня не fiesta, я в долбаном аду.

– Все равно помогает.

– Мои друзья тебя убьют, если я умру.

Отломив кусочек, я его пожевала, потом выхватила из открытого окна чей-то бокал с пивом и запила. Мы смотрели в окно. Уилл, Ариэль, Саша, Паркер, Хизер, Том, Божественная – все слушали, как вещает Ник, это была одна из его редких вылазок в «Парковку». Но я не могла предстать перед ним в таком состоянии, зубы стиснуты и пульсируют, руки подергиваются. В частности, поэтому я стояла снаружи, хотя даже он, наверное, сегодня нюхнул. Все там были, все, кроме Джейка и Симоны, конечно, снова и снова мусолили повесть об инспекции, гадали, что случилось на самом деле и что будет дальше. Обычно я упивалась такой общей болтовней, когда куда-то ускользают часы, когда мы заполняем время выпивкой и пережевыванием все той же истории, которой так и не удается найти иной конец. Я провела языком по губам, и они показались мне зазубренными.

– Думаю, твои друзья про тебя забыли, – сказал Мэнни.

– Это ты так считаешь. Но я их домашняя зверушка. Их щенок. Им нужно, чтобы я ходила за ними по пятам. – Я прикусила губу, почувствовала на языке кровь. Я думала о Джейке. – На самом деле мы даже не зовем их моими друзьями. Давай назовем их теми, с кем я провожу время. Или на деле – вот это смешно! – назовем моими сослуживцами. Это же просто обед.