Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер

– Вон тот инджин заявляет, что узнал вас. Говорит, прошлым летом вы разделили с ним бизоний горб неподалеку от Рощи Совета и не прочь отплатить за гостеприимство. Это Пятнистый Хвост, знаете такого?

Я припомнил зловещее трио, пожравшее все наше мясо в день, когда я подстрелил первого своего бизона, охотясь с Вуттоном. Имея под боком Карсона, я не прочь был возобновить знакомство. Точно – тот самый шестифутовый обаяшка-монстр с хвостом енота вместо шапки. Руки его были по локоть в крови, а на гнусном лице играла широкая ухмылка. Вождь пожал мне руку и изрек приветствие, после чего мы – с полдюжины белых среди двух десятков воинов брюле – уселись вокруг костра и принялись поглощать только что изжаренное мясо.

Я располагался рядом с Пятнистым Хвостом и обменивался с ним любезностями на новоприобретенном языке сиу. Вуттон не представил меня ему, поэтому у меня хватило дури назвать ему свое апачское прозвище Пускающий Ветры. Он торжественно заявил, что это звучное и почетное имя. Я перевел его на сиу и английский, и так как фраза была для него новой, Хвост несколько раз повторил ее, крякая от смеха: «От-чень хорошо! От-чень хорошо!»

Он захватил с собой на охоту племянника – бледного, тощего мальчонку с горящими глазами, лет пяти или шести от роду. И это был единственный раз, когда я видел почти белобрысого индейца. Среди пирующих он сидел молча, бросая на них тайком неодобрительные взгляды. Один раз я встретился с ним глазами и шутливо подмигнул. Мальчик дернулся, как кролик, но через минуту, когда наши взгляды пересеклись снова, попытался застенчиво подмигнуть в ответ. Но без тренировки у него не получалось прикрыть один глаз, не закрывая другой. Я рассмеялся и подмигнул снова, а он захихикал и закрыл лицо ладонями. Пятнистый Хвост рявкнул на него и поинтересовался, в чем дело. Мальчонка зашептал что-то, отчего сидящие поблизости прыснули со смеху, а вождь строго приказал юнцу заткнуться. Я поинтересовался, что сказал ему парень, и Пятнистый Хвост, зыркнув на ребенка, говорит:

– Прошу простить невоспитанность сына моей сестры. Он спрашивает, не болен ли большой белый человек, раз не способен держать один глаз открытым?

– Скажи ему, что подмигивание является очень сильным ритуалом, – отвечаю я. – Когда мальчик подрастет и встретит девушку, эта штука ему пригодится. Если он научится делать так, я дам ему прокатиться на своем мустанге.

Все снова рассмеялись, а некоторые из воинов брюле стали потешаться над мальчиком. Но когда нам, набитым под завязку бизоньим мясом, пришло время уезжать, маленький чертенок стоял у моей лошади. Один глаз его был до боли сжат, а другой вытаращен так, что слезился от напряжения. Пятнистый Хвост отвесил ему оплеуху, потому как, хотя индейцы и необычайно мягки с детьми, чувство гостеприимства для них выше. Но я подхватил мальца и закинул в седло. Он болтался на нем, как горошина на барабане, перепуганный, но полный решимости не выказывать страха. Я повел коня в поводу. Мальчик держался крепко и хорохорился, требуя ехать быстрее. Тогда я сел позади него и пустил скакуна в легкий галоп. До сих пор в ушах у меня звенит его смех, и я вижу светлые волосы, вьющиеся по ветру. Когда он накатался, я передал его Пятнистому Хвосту и спросил, как зовут мальчонку. Вождь подкинул взвизгнувшего племянника в воздух и поймал на руки.

– Маленькие Вьющиеся Белые Волосы, – отвечает он, шлепнув мальца по заднице.

– Когда-нибудь он станет превосходным наездником и великим воином, – говорю я.

Когда мы уезжали, маленький чертенок сидел на плече у дяди и махал нам вслед рукой, вопя что-то тоненьким голоском.

– У вас появился друг, – говорит Карсон.

– Кто? Мальчишка?

– Нет. Пятнистый Хвост. Он дорожит этим парнишкой: отец последнего – большой шаман оглала. К слову, и сам Пятнистый Хвост весьма уважаем среди брюле, да и в совете всех сиу тоже. Если вам вдруг придется снова побывать в этих краях, такой друг не помешает.

Поскольку у меня не было ни малейшего намерения снова ступать ногой на эти Богом забытые земли, я не обратил не его слова внимания, но он, как всегда, оказался прав. Не порадуй я тогда Пятнистого Хвоста своим обращением с мальчишкой, кто знает – быть может, избавился бы от кучи проблем, а может, был бы уже покойником. Когда дело касается маленького мальчика, ни за что нельзя ручаться – он может вырасти и стать твоим лучшим другом. Или злейшим врагом.

В форт Ларами мы прибыли на следующий день, миновав целое море «шхун прерий» и палаток переселенцев, а также казармы кавалерии и индейские лачуги. Все это многообразие сосредоточилось на пространстве в две мили вокруг массивного кирпичного забора на реке Платт.[174] Караваны прибывают и отбывают, белые и красные торговцы расхваливают свои товары, драгуны маршируют – короче, такого вавилонского столпотворения я не видал со времен Санта-Фе или Индепенденса. Когда пролетел слух о приезде Карсона, собралась целая толпа желающих поглазеть на великого человека, и нам не без труда удалось провести своих мулов в корраль. Пока Гудвин торговался с погонщиками караванов, мы с Китом отправились на гарнизонную кухню – по виду, чтобы перекусить, но на деле с целью укрыть Карсона от досужих глаз. Ему крайне не нравилось, когда на него пялятся, и в особенности из-за того разочарования, – сообщил он мне в редком приступе откровенности, – которое испытывают люди, обнаружив, что их герой не двенадцати футов росту.

Наглядное подтверждение тому мы получили, когда пристроились у входа на кухню, попивая кофе и ведя беседу с парой приятелей Карсона. Вокруг мельтешил народ, и тут из толпы выходит здоровенный арканзасский увалень и горланит:

– Я слыхал, Кит Карсон здесь! Дайте-ка глянуть на него, я хотел бы пожать руку этому парню! Который из вас?

До меня донесся вздох Кита. Один из присутствующих указал на него, а увалень подошел и вытаращился, в растерянности скребя затылок.