Возвращение алтаря Святовита - Алексей Борисов

Очнулся Гюнтер абсолютно голый, в крохотной комнатке, лёжа на раскладной кровати. Помещение напоминало карцер в бывших казармах гвардейских уланов в Потсдаме, где он оканчивал школу унтер-офицеров: сводчатый потолок, окон нет и лишь тусклый свет лампы в матовом плафоне мерно освещал кирпичную кладку каморки. Рядом с тумбочкой на спинке стула висели отутюженные брюки, на сиденье бельё, рубашка и пуловер. Под стулом стояли ботинки с эластичными вставками. Гюнтер стал одеваться, с удивлением отметив практически совпадение размеров, и обратил внимание на низкий каблук: обувь предназначалась для верховой езды, и были видны следы от ремешков краг. «Значит, одеждой поделились», – мелькнула в голове мысль, как в висках кольнуло. Говорят, от кошмарных снов голова не болит. Но проснувшись, он не на шутку встревожился. В душе поселился страх – было такое ощущение, словно по складу с сохнущей древесиной ходил кто-то с горящей головнёй. Да не простой, а такой смолистой, не думающей затухать, даже наоборот, жадно ищущей любого маломальского сквознячка. А он, Гюнтер, как раз стоит возле щели, и стоит ему отойти, как ворвавшийся ветер вмиг подружится с головнёй. Этот момент ещё крутился у него в голове, отдавая пульсирующей болью, и он пытался его осмыслить, принять логически верное решение, как сделать этому помешали: после стука отворилась дверь и в комнату вошла девочка. Всё в ней – и фигура, которую ладно облегала чёрная водолазка, с юбкой-колокольчиком в крупный горох, и даже строго по-немецки короткий передник с кружевной каймой, и открытые до локтя руки с белой кожей, и василькового цвета глаза, которые, казалось, слегка подведены карандашом, но не портили юного лица, – привлекало взгляд. Гюнтер на мгновенье почувствовал себя дома, да что там, он даже был уверен в этом. Девочка, чем-то похожая на его дочку, повернулась спиной и закатила в комнату сервировочную тележку.

– Гутен аппетит[12], – произнесла она и выпорхнула.

* * *

Обычно используют три способа вербовки агентов. Первый и, наверно, самый эффективный и распространённый – на основе материальной заинтересованности. У человека нет предела совершенствования, он бежит вверх по лестнице, добиваясь всё больших высот, но чем выше он забирается, тем сложнее делать каждый новый шаг, а упрощённое преодоление ступеней часто связано с материальными тратами. Второй – с помощью шантажа. Под угрозой компрометации перед обществом, товарищами по службе, друзьями и родными, человек испытывает сильное психологическое воздействие. Это заставляет его склониться в пользу предлагаемого сотрудничества, дабы избежать скандала. Третий, он же один из самых надёжных – на основе враждебного отношения вербуемого не столько к собственной стране, как к политике и политикам её правительства. Можно любить Отчизну, но ненавидеть того, кто ей правит. У всех трёх способов есть свои достоинства и недостатки. Денег может оказаться мало, порог нравственности ничтожно мал или, наоборот, столь велик, что человек предпочитает покончить с собой, а политики склонны уходить со своих постов. Не зная ничего толком о Гюнтере, я решил пробовать методом тыка. Звонок по экстренному каналу связи от Савелия, сообщившему, что Афанасий с поляком захватили в плен важного офицера, был для меня такой же неожиданностью, как и успешное продолжение затеи со шпионом. Не ожидал, что так быстро сработает. Пока немец поглощал оладушки, было ещё заметно угасающее действие препарата (вколотое мной в лесу напротив усадьбы), руки дрожали как у алкоголика, а взгляд не мог сосредоточиться на одном предмете, отчего ему приходилось моргать. Оседлал ли он чертей, или они покатались на нём, можно было предположить с одинаковой долей вероятности, но то, что чувство страха было испытано, я не сомневался. Конечно, если бы с ним работали профессионалы, да времени было бы в достатке, из немца и верёвки бы вили, при его полном согласии. К сожалению, ни того ни другого у меня нет, только консультации знакомых знакомого, за что ему и им отдельное спасибо. Что ж, вроде клиент уже и кофе допил, желудок полон, соображалка притуплена, пора.

– Здравствуйте, Гюнтер. Как вы себя чувствуете?

– З-здравствуйте, эээ…

– Алекс.

– Спасибо, я в норме. Подскажите, Алекс, где я нахожусь?

– У меня дома.

– Дома? Гром и молнии, каким образом я оказался у вас?

– Я нашёл вас в лесу, скажем, при весьма пикантных обстоятельствах. Вы были привязаны к дереву с мешком на голове. Над вами кто-то пошутил из друзей?

Немец на минуту задумался, словно пытался вспомнить что-то ужасное в своей жизни, отчего на его лице пробежала гримаса ненависти, затем испуга, и он стал постыдно моргать, отворачивая от меня лицо. Совладать с собой ему стоило титанических усилий, и резко так:

– Не играйте со мной в прятки, Алекс. Друзья так не станут шутить, да и нет их у меня. Вы прекрасно знаете, каким образом я там оказался.

– Отнюдь, мне было бы интересно выслушать вашу версию. Я ж не из пустого любопытства спрашиваю, мы пари заключили с профессором на этот счёт.

– Вот как? Скажите, – со смешком, – что ещё и наткнулись на меня совершенно случайно.

– Отчего же случайно, вовсе нет. Само провидение указало мне, в какую сторону следует идти. В округе бродит медведь-шатун, уже пострадал ребёнок, вот на него мы и охотились. Признаюсь, – понизив голос, как заговорщик, – я почти нажал на курок, но мой друг вовремя заметил вас.

– Ну, если само провидение, тогда мне нечего скрывать. Я германский офицер, и если судьба уготовила мне оказаться в плену, то требую уважения к себе и соответствующего своему званию отношения.

«Ай-яй-яй, герой, вашу маму, выискался. Надо было тебе дозу увеличить», – подумал про себя.

– Гюнтер, не стану скрывать, я видел ваше удостоверение, пока вы были без сознания, да и мундир сейчас сушится. И осмелюсь предположить, что вам неудобно посвящать меня в подробности того положения, в котором вы недавно пребывали. Ответьте только на один вопрос, что вы забыли в этих глухих местах?

– Служебная необходимость. Такой ответ устроит?

– Вполне. Приятного вечера, Гюнтер.

Я развернулся к двери, как услышал:

– Постойте, – с такой хриплой интонацией мог говорить лишь человек, хватающийся за соломинку, вынырнув из омута, – вы обмолвились о профессоре?

– Да.

– Это странно прозвучит, но в этих глухих местах я тоже из-за него.

– Не знаю, того ли профессора вы ищете, но с тем, кого знаю я, у меня ужин через сорок минут. Буду рад, если вы присоединитесь к нам. Петера очень заинтересовала одна фотография.

Насколько бы ни был кровожаден зверь, но пока он в клетке, его клыки и когти не опасны. Только клетки, они разные по размеру бывают. Иные исключительно с виду так называются, потому что призваны показать лишь то, что доступно человеческому глазу, а на самом деле, настоящий забор простирается так далеко, что без посторонней помощи и не разглядеть. Как только гауптман заикнулся о профессоре, он сам закрыл за собой калитку, а спустя некоторое время окончательно уверовал, что оказался снаружи, оставив за прутьями своих похитителей, в которые он, несомненно, поначалу записал и меня с Петером. До этого момента мотивов его поездки я не знал, и дальнейшая судьба немецкого офицера была под вопросом. Несомненно, я думал о вербовке и даже прорабатывал возможные варианты, но в реальности они почти не пригодились. На этом нелёгком поприще всё же необходим опыт, да и соответствующее образование. Специалист широкого профиля, нахватавшийся по верхам, как молотобоец за столом часовщика. Ударить может, только потом шестерёнки с пружинами замучаешься собирать. Поэтому и не стал я вести хитросплетённую партию, а принял предложенный Дистергефтом весьма коварный план, основой которого стали откровения с моей стороны, с добавлением доли мистики от Петера. Грабитель ценностей Баадер тоже оставался в игре, но он был скорее «мелкашкой», а вот настоящий калибр, заставляющий обратить на себя внимание, должен был исходить от абвера. Мне оставалось только рассказать за столом об алтаре Святовита, Петеру дополнить, какие известные в истории люди им обладали, и пока он был с ними, как им сопутствовала удача и наоборот, а затем, мимоходом, поведать, что Клаусович отыскал его месторасположение.