Внизу наш дом - Сергей Калашников

Во-вторых, стенд для испытания реактивных двигателей не совсем то же самое, что для поршневых моторов. В-третьих, на заводе не оказалось всего оборудования, необходимого для изготовления турбин – нужно было договариваться с заводами в других городах. Кто этим всем занимался? То есть вы меня поняли: «Чтобы служила мне золотая рыбка и была бы у меня на посылках».

Тем не менее, организационный период завершался, Архип Михайлович восстановил связи с НИИ и заводами, которыми успел обрасти за время работы в Ленинграде и Харькове, и у меня всё чаще случались периоды затишья, когда я без помех возился с отставленным в сторону РТД-1. Он, конечно, турбореактивный, но не такой, к каким мы привыкли. То есть компрессор в нём имеется, но гонит воздух не вдоль оси, а расталкивает его в стороны за счет центробежной силы. А уж оттуда по загнутым каналам он поступает к камере сгорания. И их, этих компрессоров, две штуки один за другим. Ещё одной особенностью этого агрегата была относительно невысокая температура в камере сгорания – всего-то градусов шестьсот пятьдесят. Отсюда и сравнительно небольшая тяга при изрядной прожорливости. То есть низкий коэффициент полезного действия. Тем не менее, машинка оказалась далеко не мёртворождённой, а вполне надёжно работающей на том самом стенде, о котором пришлось похлопотать.

Я ведь не без рук – сообразил, как её запустить. И погонял в своё удовольствие. Тягу в семьдесят килограммов этот образец выдавал, не особо напрягаясь. Пожалуй, хватит, чтобы поднять в воздух небольшой самолёт. Тем более что на какое-то время эту машинку можно было разогнать и посильнее. Словом, пока конструкторы занимались основным вариантом, я терпеливо возился со старьём.

Ребята иногда просили меня кое-что на нём проверить, отработать кое-какие режимы. И, естественно, отвечали на вопросы. Я ведь в термодинамике и в том, как ведут себя горячие газы, разбираюсь не очень хорошо.

Ковыряясь в стопе папок, где лежали не только чертежи, но и эскизы с набросками, обнаружил рисунок самолёта знакомой мне реданной схемы, той самой, которая была распространена в период, когда наши разработчики летательной техники были вынуждены пользоваться маломощными реактивными двигателями – это, когда сопло торчит назад из-под брюха самолёта буквально под его хвостом. Расспросив, выяснил – это был проект группы молодых инженеров из Харьковского авиационного института. Как раз под него и создавался этот самый РТД-1. По расчётам, проведённым еще в тридцать восьмом году, от машины ждали скорости больше восьмисот километров в час.

Как-то у меня не слипалась скромная тяга получившегося образца с такой высокой ожидаемой скоростью. То есть, судя по всему, с двигателем вышло не так, как ожидали, а заметно жиже. Да и немудрено – он ведь одноконтурный. К тому же компрессоры, которых, как и положено два, насажены на одну ось, приводимую в движение единственной крыльчаткой турбины. То есть в моих руках оказалась явно первая проба. Хотя и хорошо продуманная проба, и весьма технологичная, к тому же не перенапрягающая применённые материалы, не требующая от них высокой жаропрочности.

Словом, получился очень удобный макет – модель, пригодная для отработки множества решений и проверки широкого ряда режимов. Я этот аппарат несколько раз собирал и разбирал, изучая степень износа, устраняя разного рода мелкие «плюхи». Ни мощнее, ни экономичней от этого машина не делалась. Да и не вносил я в конструкцию решительно ничего, требующего сколь-нибудь существенных переделок.

Хотя предложения у меня возникали и я их с коллегами обсуждал.

Разумеется, Александр Сергеевич Москалёв был полностью в курсе наших работ – я не шкаф и не музей хранить секреты от друзей. Но сами посудите – при тяге в семьдесят килограммов самолёт массой в одну тонну до скорости тридцать шесть километров в час нужно разгонять целых четырнадцать секунд, нагло пренебрегая при этом сопротивлением воздуха. То есть, если положить сотню кило на вес пилота и килограммов четыреста на двигатель, к которому прибавить хотя бы двести литров горючего, остаётся сотни три на вес планера, имеющего скорость отрыва, сравнимую со скоростью бегущего человека.

Впрочем, вторая модель, над которой сейчас работали, называлась РД-1 и была уже, как мне думается, двухконтурной. Но трудов над ней предстояло великое множество.

Помочь я ни в чем не мог, подсказать – тоже. Такая, знаете, безнадёга! И никуда не денешься – приказ. Вытирал пыль с фикусов, заваривал и разносил чай, точил карандаши чертёжникам и иногда проводил кое-какие расчёты по готовым формулам. Словом, искренне старался быть полезным.

Мусенька всегда продуманно одевалась и всегда по сезону. Вот и сегодня она очаровала меня своим точно подогнанным по фигуре ватником и ватными штанами, заправленными в унты. Знаки различия такая форма одежды скрывает, но офицерский ремень, хоть и без портупеи, зато с кобурой ТТ, явно показывает, что перед вами красный командир. И ушанка на ней беленькая. Я в мехах не секу, но вижу, что она не из овчины. И на кролика не похоже. Одним словом, передо мной прелестный маленький Филиппок с солдатским сидором через плечо.

Конечно же первым делом я принялся за расспросы.

– Представляешь! Полевой сезон-то уже закончился, – обиженно докладывает моя манюня. – Только я во всём разобралась, как оказалось, что нужно ждать весны. В общем, Ларису я нашла в Молотове – очень она мне понравилась. Действительно учится на геолога и работает медсестрой в госпитале. Собирается на пулемётные курсы. А ещё на Урале тоже нашли алмазы. Россыпные. Их добывают на реке Койве и ещё в паре-тройке мест. Работает алмазная экспедиция из Питера и даже есть лаборатория. Мы с Ларкой добрались до них и обо всём расспросили. Познакомились с Наташей и Сашей – у них прелестная девочка, но оба они геологи. Причем именно по алмазам. У Саши в Питере оказалась целая коллекция всяких замечательных камушков – он нам показывал. И рассказывал. В Африке кимберлитовые трубки ищут по пиропам, которые у нас считают гранатами. Только я не поняла: гранат – это разновидность пиропа, или пироп – частный случай граната. Но это и не важно – я им сказала, что по этим самым камушкам они и найдут кимберлитовые трубки в Сибири. И что искать нужно начинать там, где встретили россыпные алмазы, то есть на реке Вилюй.

– Так они тебе и поверили, – изобразил я недоверие.

– А причём тут я? Товарищ Сталин лично им приказал.

– Он что, специально для этого приезжал в Молотов?

– Ты действительно тупой, Субботин? Или просто дразнишься? Я всю нашу компанию завезла на обратной дороге в Москву, и мы заехали на ту самую дачу. Нет-нет! Вина я даже не попробовала – помню, что ты мне запретил. Противный.

– Муська. Кончай говорить загадками. Ты что, на своём мотоцикле всю толпу перебросила из Перми в Питер? А на обратном пути завернула в Москву?

– На Ли-2, тупица. Думаешь, у тебя одного в кармане грозная бумага? И что твоё задание важнее моего? Дундук.

Мы тут же перешли на авиационные темы – у меня в моей комнатке в недавно выстроенном бараке горит собственноручно сложенная печка и распространяет вокруг себя чудесное тепло, что, если с улицы и с морозца, очень располагает к вдумчивым обсуждениям.