Внизу наш дом - Сергей Калашников

Скажу прямо, на Вилюй я не очень рвусь. Просто Мусенька на меня рассчитывала. Одним словом, выйдя из кабинета, мы направились прямиком в управление по заказу самолётов – надо было разобраться с тем, насколько загружены заводы. Ну, не может быть, чтобы нигде не оставалось ни одной щёлочки. Уж У-2 наверняка можно строить в любой кроватной мастерской, на любой мебельной фабрике!

Признаюсь сразу, в управлении нас «плохо поняли». Начальник сразу принял обиженный вид, а его сотрудники давали знакомиться с документами только после нажима. То есть – что это за два капитана такие выискались, которым поручили выполнить за них их же работу? Естественно, готовить справку по нашим требованиям никто и не подумал. Ищите сами – таково было единодушное мнение. Так что толстые папки мы листали на подоконнике в одной из комнат, заставленных столами, которые все были заняты.

– Никогда не знала, что есть город с таким названием, – шепнула мне Мусенька, перевернув очередную страницу.

– Какой такой город? – переспросил я.

– Шумерля.

Название это присутствовало на штампе письма, где директор завода номер 471 сообщал о том, что, согласно полученному заданию, во втором полугодии 1941 года было выпущено одиннадцать планеров Г-11. Вот тут я и призадумался – что-то было мутно. Второе полугодие – это уже война. И зачем понадобились планеры в то время, когда… И ладно бы, если б на мои вопросы тут хоть кто-нибудь по-человечески ответил! Ведь ничего кроме обтекаемых фраз и показного недружелюбия!

Шумерлю мы отыскали в атласе, предоставленном нам секретарём командующего – это оказалось в Чувашии. Прыгнули на мотоцикл и через считанные минуты вкатили его в наш Мо-4 на Центральном аэродроме. Чувашия – это не очень далеко, а мы ребята быстрые. То есть мобильные.

Не обмануло меня предчувствие, возникшее при виде буквы «Г» в обозначении марки летательного аппарата – главным конструктором тут оказался майор авиации Владислав Константинович Грибовский. Я читал об авиетках его разработки, построенных в предвоенные годы, но каких-либо подробностей о его творчестве или жизненном пути не знал. Помню только, что машинка была летучая и движок на ней стоял очень скромной мощности – чуть ли не мотоциклетный.

Так вот – на этом заводике строили десантные планеры и, подумать только, лёгкие двухмоторные бомбардировщики Як-6. Двигатели на этих самолётах – обыкновенные давно известные М-11. Вот тут я и призадумался. Это что же выходит? Товарищ Яковлев, опоздав с истребителями, решил подсуетиться насчёт ночного бомбардировщика? По моим воспоминаниям эта машина появилась никак не весной сорок второго, а несколько позднее. Ну да – ночники сейчас в большом почёте. А чем, интересно, отличается эта машина от того же Мо-2? Перерыв документацию, пришел к выводу – только бомбовой нагрузкой. Хотя с пятисоткой под брюхом она выходит несколько перегруженной – примерно на столько же, на сколько и Мо-2. А ночники этого не любят – им сподручней парить в тёмных небесах, аки бабочки, бесшумно и невидимо. Опять же поставить глушители на звездообразные моторы труднее, чем на однорядник – нет, машина, конечно, неплоха, но реальной надобности в ней нет.

В качестве пассажирского самолёта? Да есть и другие, не хуже. Взлётно-посадочные характеристики у этого аппарата тоже не выдающиеся – ни с СХ-1, ни с Мо-2 даже рядом не стояли. Тем не менее, товарищ Яковлев сумел сманеврировать ресурсами и «замутил» проект в потоке мэйнстрима. Просто зла на него не хватает!

Что же касается десантного планера… Хм! И ещё раз Хм! Кому он сейчас нужен? Грибовский с ответом на этот вопрос затруднился – первые несколько штук осенью сорок первого с завода забрали, а потом перестали даже вспоминать о них – стоят рядком на краю лётного поля и стареют под действием погодных воздействий – они же деревянно-тряпочные.

Пока я во всём этом разбирался, Мусенька облетала Як-6.

– Знаешь, – сказала она, – ничего так аппарат, но не орёл. Мне на «мошике» и взлетать сподручней, и садиться. Я сейчас ещё разок поднимусь, попробую бомбить.

Пока она проверяла машину в деле, мы с Владиславом Константиновичем с земли наблюдали за её эволюциями и неторопливо разговаривали за жизнь. Я потихоньку, наводящими вопросами, выяснял, как он тут оказался и чего наизобретал.

– Понимаешь, Шурик, – я попросил его так ко мне обращаться, – на словах все осознают нужность легкомоторной авиации. А на деле она оказывается задвинутой куда-то в самый дальний угол. Я перед войной построил учебно-тренировочный низкоплан – уж, казалось бы, чего ещё нужно! И для начального обучения годится, и для высшего пилотажа – то есть с него сразу можно пересаживаться на истребитель. Делался он на планерном заводе из самых простых материалов, а в серию так и не пошёл. Хотя и в соревнованиях участвовал, и до сих пор летает где-то в системе Осоавиахима.

– Один? – спросил я.

– Один. Его пару раз пришлось немного переделать, но он от этого хуже не стал.

Я промолчал в ответ. Как раз моя радость приземлилась и подошла к нам, смешно морща носик:

– Нет, не орёл, – подтвердила она ранее высказанную мысль. – Но для обучения курсантов вождению двухмоторников очень даже ничего. И навыки бомбометания на нём можно осваивать, то есть вполне годная учебная машина.

– А с пикирования? – полюбопытствовал я.

– Это отдельный вопрос. С пологого – без проблем, а на крутое планер не рассчитан, – заметил Владислав Константинович.

* * *

Этим же вечером мы вернулись в столицу. А с утра принялись за поиски Г-20 – того самого самолёта, о котором вспоминал Грибовский. Кто-то из управления лётной подготовки вспомнил, что видели его в последний раз где-то в Рязани. Туда мы и вылетели, не мешкая. А уже вечером я мог доложить Жигареву о том, что задание выполнено – найденный самолёт оказался на ходу и полностью оправдал мои ожидания – очень приличная машина как раз для обучения курсантов.

Решение по этим вопросам приняли быстро – телеграмма о прекращении выпуска десантных планеров Г-11 и начале производства самолётов Г-20 ушла на завод в Шумерле в этот же день. Кому из управления заказов самолётов настучали по голове, я не знаю – весна уже в самом разгаре – где-то на Вилюе вытаивают из-под снега кимберлитовые трубки, которые мы должны отыскать. Ну, не совсем мы – геологи.

Апрель у нас в России месяц ещё наполовину зимний – то есть холодный, а иногда и снежный поначалу. Впрочем, сугробы подтаивающего снега в лесах встречаются и в мае. Поэтому мы пока не слишком торопимся в Якутию. Вернее, торопимся, но без поспешности. Мусенька хлопочет о сборах в дорогу большого коллектива геологов, а я бездельничаю. При этом живём мы на ближней даче товарища Сталина, той, что в Кунцево, которое сейчас не Москва, а Подмосковье. Гостевая комната тут расположена рядом с кабинетом вождя, а сам он охотно с нами общается. Судя по всему – пытается выпытать хоть что-нибудь о будущем. Имеется в виду – послевоенные реалии. Без нажима действует, просто заводит разные интересные разговоры и поглаживает нас по шёрстке.