Жизнь и чудеса выдры - Хейзел Прайор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее разбудил телефонный звонок.
– Да?
– Это я, Кэрол. Не буду тебя задерживать. Я только хотела пожелать тебе скорейшего выздоровления и передать свою любовь.
Ее любовь? Кэрол Блейк? Это было необыкновенно приятно слышать.
– Как там выдры? – поинтересовалась Фиби, протирая глаза и пытаясь стряхнуть ночной морок.
– У всех все хорошо.
– Кэрол?
– Да, Фиби?
– У тебя случайно нет номера телефона Сета Хардвика?
– Есть, дать тебе его?
– Да, пожалуйста.
Она записала номер, слегка кривясь от усердия.
Попрощавшись с Кэрол, она сразу же позвонила Сету, не давая себе времени передумать. Он ответил почти в ту же секунду. Сет очень удивился, когда она представилась, и еще больше удивился, когда она объяснила ему причину своего звонка. Слова и мысли снова начали путаться, но он как будто бы уловил суть того, что она пыталась до него донести.
– Мой мозг – это гигантское суфле, и мне никто не верит, но мое чутье по-прежнему указывает на Руперта. Я подумала, что ты как фанат Морса, возможно, поймешь меня, и мне интересно, что ты обо всем этом думаешь. По-твоему, существует ли хоть малейшая вероятность, что я могу быть права? Ты мне вообще веришь?
Молчание затянулось, и Фиби уже начала думать, что он отошел от телефона.
– Я верю тебе. – Почему-то это многое значило. Она поблагодарила его и тут же почувствовала себя неловко. – Хотя я не уверен, что с этим можно куда-то обратиться, – добавил он.
– Да. Я тоже.
– Я мог бы поговорить с мистером Крокером… но без доказательств…
У нее больше не было сил говорить. Составить план придется попозже, как только она почувствует себя лучше.
– Я перезвоню, – пообещала она.
Эл заверил Фиби в том, что Коко выпустили на свободу, так что, по крайней мере, ей теперь ничто не угрожало. Это не могло не радовать. Коко была слишком умна, чтобы кто-то настиг ее в дикой природе.
Фиби много думала о своей любимой выдре. Она уже скучала по ней. Ей оставалось лишь надеяться, что Коко наслаждается своей новообретенной свободой. Она представляла, как та резвится на свежем воздухе, бегая вдоль берега реки: глаза блестят, усы гнутся от встречного ветра, хвост мягко струится за спиной. Возможно, прямо сейчас она топтала свежий мох, или мчалась во весь опор по подлеску, или кувыркалась на илистых отмелях. Потом она нырнет в прохладную, искрящуюся воду. Бросится вдогонку за пролетевшим мимо листом. Сделает счастливый кульбит в стремнине и станет единым целым с танцующими брызгами и серебристыми водоворотами.
Иногда Фиби казалось, что она заглядывает в свое собственное будущее.
Меры предосторожности
Что бы ни делал Эл, он всегда внимательно прислушивался к звукам, доносящимся из комнаты Фиби, к малейшим признакам того, что ей могло что-то понадобиться. По-хорошему, она еще должна была находиться в больнице, но ее рано выписали из-за нехватки коек. Он часто поднимался наверх и тихонько заглядывал к ней. Обычно она хотела только пить воду и спать.
Он не любил оставлять ее одну даже на короткие промежутки времени. Однако Джек и Джулс опустошили холодильник, и пополнить запасы съестного было необходимо. К счастью, деревенский магазин мог похвастаться хорошим ассортиментом и находился всего в нескольких минутах езды.
Видимость была ни к черту, и Элу пришлось ехать с включенными дворниками на большой скорости. За пеленой дождя он едва мог различить очертания гнущихся на ветру деревьев. Дарла, обычно прозрачная как слеза, казалась густой и вязкой. Тысячи и тысячи капель врезались в поверхность воды, изрешечивая ее отверстиями. Тысячи и тысячи кругов расходились от них в разные стороны.
Эл заметил мешки с песком, аккуратно сложенные у входной двери Спайка Добсона. То же самое сделали и жильцы других домов, выходящих окнами на реку.
Он постарался как можно быстрее управиться с покупками, после чего, пробежавшись с пакетами по лужам, нырнул обратно в машину. Прежде чем вернуться домой, он заехал к Кристине и осторожно постучал в ее дверь. Фиби убедила его заскочить, хотя и не назвала никаких внятных причин, кроме того, что настоятельно просила его сказать Кристине, чтобы та не выходила замуж за Руперта, чего он делать не собирался. Однако он мог посвятить Кристину в последние новости о здоровье Фиби.
Кристина и Мява появились в дверях одновременно. Хозяйка дома улыбнулась и поманила его внутрь. Эл неловко топтался в коридоре. С него капала вода.
– Да ты промок до нитки! – воскликнула она.
– Да, извини. Это произошло в считанные секунды.
Мява обвилась вокруг его ног, затем произнесла свое имя и встала на задние лапы, уткнувшись лбом в его ладонь.
– Хорошо, хорошо, сейчас поглажу, – сказал он, наклоняясь и поглаживая ее шерстку. Громко замурлыкав, она подняла на него полный обожания взгляд.
– Не понимаю, почему ты ей так нравишься, – вздохнула Кристина. – Обычно она строптивее с мужчинами. Руперта просто на дух не переносит. Шипит каждый раз, как только он приближается к ней. – Эл еще раз погладил кошку, чувствуя неожиданный прилив нежности к ней. Кристина приподняла брови. – Я так сама начну думать, что мне следует беспокоиться, а то сначала Мяве не понравился Руперт, а теперь и Фиби тоже. – Она рассмеялась. – Шучу-шучу! Что меня на самом деле беспокоит, так это погода.
– Да, с погодой все как-то не радужно, – согласился он. – У тебя есть мешки с песком? Тебе помочь с ними?
У него самого мешков с песком не было, но они с Фиби жили в более защищенном месте. Коттедж Хайер-Мид стоял на возвышенности, и ему ничего бы не сделалось, даже если бы половина сада оказалась заболочена.
– Ой, да не будет никакого наводнения, – благодушно фыркнула Кристина. – Я переживаю только за свадьбу. Вчера я заказала шесть красивых фиолетовых зонтиков, чтобы мы могли сделать свадебные фотографии перед церковью, даже если будет лить как из ведра. Так что если для меня придет большая посылка, это они.
– Я взял отпуск на пару недель, – сообщил ей Эл.
Она картинно хлопнула себя ладонью по лицу.
– Ну, конечно. Разумеется! Как дела у Фиби?
Когда сегодня утром он задал Фиби тот же вопрос, она ответила: «Шестнадцатерично, спасибо».
Эл сообщил Кристине, что его дочь все еще очень слаба и у нее часто путаются мысли, но она полна надежды. Ее бросало то в радость при мысли о полном выздоровлении, то в страх за то, что она никогда больше не сможет ходить. Но она говорила, что боль стала в разы терпимее.