Пророчество огня - Алена Ромашкова

разрывался в первые дни между желанием убить и любить. Такая маленькая, вся израненная, испуганная, как зверек, — горячечно повторял Лонгфорд, целуя меня вновь и вновь.

— Лекс!

— Да, любовь моя?

— Я все же хочу тебе сказать…

Я почувствовала напряжение мужчины и, зажмурившись, бросилась в этот омут с головой:

— Я не Марисса. Я попала сюда из другого мира и сейчас ищу способ вернуться домой.

17

Открыла глаза я рано, в семь утра, так как мы с Камиллой договорились идти в библиотеку спозаранку. Голова гудела, так как поспать получилось всего пару часов: я пережила полноценный ночной скандал. Хотя могло быть и хуже.

Я призналась Лексу в том, что из другого мира, а он начал задавать вопросы. Приподнявшись на локте и заглядывая мне в глаза, мужчина пытался понять, не разыгрываю ли я его.

— Я не шучу, — на всякий случай пояснила я.

— Из какого же ты мира? — все еще не веря, с прищуром спросил Лекс.

— Из того, где нет магии и который технологически значительно более развит.

— Так, стоп! И когда ты к нам попала? — спросил Лонгфорд, но как будто сам уже догадался, каков будет ответ.

— За сутки до казни. В тюрьму.

— Почему ты сюда попала? Как?..

— Это все дело рук Мариссы, — начала я и поведала всю историю ее обращения к ведьмам и нашу подмену.

Лекс смотрел на меня безумными глазами:

— Но ты как две капли воды…

— Я, вроде, ее двойник.

— И ты не спала с королем⁈

Дался ему этот король!

— Ну с ним — нет. Но справедливости ради… У себя в мире я выходила замуж в тот день. То платье было свадебным.

— А то белье, от которого я чуть не рехнулся, носят у вас… Так, помолчи! Помолчи минуту!

Лекс встал, оделся и вышел. Пока его не было, я тоже подскочила с дивана и, как смогла, привела себя в порядок после бурных любовных баталий: накинула халат, закутавшись в него словно броню, и приготовилась к разговору. Через пять минут Лекс вернулся с бутылкой, в которой плескалась янтарная жидкость. Что ж, похоже, успокаивающее он себе принес. Достав стакан, он налил в него алкоголь, выпил залпом и сказал:

— Рассказывай.

Больше он не перебил меня ни разу, с каждым моим словом все больше темнея лицом. Рассказ о женихе, родителях, работе, моем мире он слушал, играя желваками на скулах и цедя горячительный антистресс. Я показала записку Мариссы, которую он перечитал, казалось, сотню раз, а потом с силой смял в кулаке. Когда я сделала паузу, не зная, что еще рассказать, так как большую часть времени в этом мире провела с ним бок о бок, и он был очевидцем всего происходящего, Лонгфорд спросил:

— И ты любишь своего… Максима?

Я вздохнула, хотя на этот вопрос ответ знала точно:

— Больше нет. И, кажется, что и не любила… Я никого не любила так, как тебя…

Лекс не подходил ко мне: я сидела на диване, он в кресле. Его дикий взгляд был устремлен на меня. Я не думала, что будет так тяжело.

— И если ты вернешься к себе, вернется… Марисса?

— Наверное, но я не уверена.

— Ты нашла ритуал?

— Нет еще.

— Не ищи больше!

Мне захотелось кричать, но вместо этого я сидела и тихо глотала слезы.

— Там мой мир, мои родители.

— Там Марисса, она у них есть. А здесь ты есть у меня.

— Но я не с ними, и я это знаю. И потом, вовсе не факт, что графиня встретила моих родных… Мне тяжело, пойми.

— Ты привыкнешь, я заставлю тебя забыть твой мир.

Лонгфорд подскочил ко мне, наклонился и, положив мне ладони на плечи, прижал к спинке дивана.

— Чего тебе не хватает? Я дам тебе все. Я слишком долго пытался вырвать тебя из себя, а сейчас поздно. Тебе надо было сказать сразу! Я не пущу тебя. Ты не выйдешь из комнаты. Я скажу Барсу тебя не выпускать.

Слушая это, я захлебывалась слезами. Доводов у меня не осталось, я понимала, что Лекс просто не готов пока смириться, но мое сердце разрывалось от боли, ведь я намеренно причиняла ее и себе.

— Ты меня услышала? Ты не будешь ничего искать! — буквально орал Лонгфорд. Он опять носился по комнате. Несколько раз ударил кулаком о стену. В комнату заглянул Барс, который сменил Клыка на посту.

— Ребята, вы простите, что я врываюсь, но у вас все нормально?

Лонгфорд посмотрел на него, глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, затем протиснулся мимо побратима, закрывшего весь дверной проем своим мощным телом, и ушел. Больше в эту ночь он не вернулся.

Одевшись с помощью своих расторопных служанок и позавтракав прямо в комнате, я вышла в коридор, предполагая, что встречу сопротивление со стороны Барса. Он стоял, привалившись к стене и глядя на меня очень не характерным для него мрачным взглядом. Я вопросительно посмотрела на боевика и ощутила всю силу мужской солидарности: даже мой викинг смотрел обиженно и осуждающе, отказываясь заводить со мной разговор. Вряд ли он знал, в чем дело, но чувствовал, наверное, что все плохо. Вздохнула и направилась к библиотеке. Мой страж шел в трех шагах, но не останавливал. Я поняла, что Лекс не стал мне мешать. Сердце сжалось, и я почувствовала вовсе не облегчение, а новый укол боли и неожиданной досады. Видимо, мне хотелось, чтобы меня остановили силой, тогда не пришлось бы выбирать.

Этот день мы опять провели с Камиллой в пятом секторе, без устали просматривая книги одну за другой. Вечером, вернувшись в свою комнату, Лонгфорда я не обнаружила, и ночью он не приходил. Так прошло три дня. Во дворце наблюдалось относительное затишье: все готовились к праздникам. Меня не донимал ни король, ни Норман, ни кто-либо еще. Камилла сказала, что его величество знает о моем времяпровождении, но его это ничуть не беспокоит — я не бегала на свидания, ни с кем не встречалась, вела себя достойно, так что причин для претензий у него не было. И правда, что может быть невиннее библиотеки?

Несколько раз я порывалась пойти к Лонгфорду, но останавливала себя. Что я могла еще ему сказать? Скучала дико, сердце рвалось к нему, но я понимала, что так, возможно, действительно лучше.

На четвертую ночь он все же пришел. Молча разделся, лег ко мне в кровать, поцеловал и любил почти до рассвета. Мы не разговаривали, да и о чем нам было