«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война - Михаил Витальевич Шкаровский

Миссии, отказали в связи с тем, что «ему еще не отыскан преемник». Утверждал списки принятых на курсы непосредственно митрополит Сергий.

Занятия начались 20 декабря 1942 г. Отобранным абитуриентам канцелярия Миссии высылала вызов и удостоверение на немецком языке, освобождавшее от работ и разрешавшее проезд в Вильно. К августу 1943 г. на курсах обучалось 38 человек. Языком преподавания был русский. Проживали семинаристы в Свято-Духовом монастыре. Учебный день начинался с молитвы в храме и, в связи с коротким сроком обучения, был насыщен занятиями с самого утра. С трех до пяти часов дня следовало свободное время, а потом вновь занятия. Вечер заканчивался общей молитвой в храме. Все воспитанники обеспечивались хлебными карточками и жильем. Семинаристы, не имеющие средств (таких было большинство), жили, питались и учились бесплатно.

К марту 1944 г. уехавшего в Германию протопресвитера Василия Виноградова сменил в качестве ректора либеральный по взглядам виленский протоиерей Иосиф Дьячковский. С конца ноября 1943 г. в качестве преподавателя сектоведения привлекался и начальник Псковской миссии отец К. Зайц. Инспектором же курсов весь период их существования был выпускник богословского факультета Варшавского университета молодой священник Михаил Кузменко. Уже в 1943 г. несколько воспитанников Богословских курсов были рукоположены митрополитом Сергием во иереев: Иоанн Матвеев, Сергий Карачай и др. Хотя, те надежды и планы, которые руководство Православной миссии и Экзарх имели по отношению к этой школе пастырей, не смогли реализоваться в полной мере, ведь первый и последний выпуск состоялся 27 апреля 1944 г., когда Псковская миссия уже прекратила свое существование[567].

Интересное свидетельство о деятельности курсов содержится в воспоминаниях диакона Валентина Червяковского, учившегося в Вильно в 1943 – начале 1944 гг. В марте 1944 г. его хотели отчислить за высказывание сомнений в некоторых богословских вопросах. Но посетивший курсы Экзарх Сергий после разговора с юношей не только не отчислил его, но и взял к себе келейником. Правда, вскоре В. Червяковский был принят на 5-й курс Варшавской духовной семинарии и уехал в Варшаву[568].

Деятельность Богословских курсов вызывала удивление даже у представителей других конфессий в Прибалтике. Так, католический архиепископ Виленский Райнис в письме кардиналу Маглионе от 23 июня 1942 г. поражался активности Экзарха. Он называл удивительным, что митрополит Сергий вообще еще «исполняет свою работу» и даже имеет духовную семинарию в Вильно (тогда она только начала создаваться), хотя в городе живет лишь 6355 русских[569].

Стараясь проводить в Прибалтике более мягкую политику, нацисты не запрещали там полностью теологическое образование, как на других занятых восточных территориях, а лишь добивались выделения теологических факультетов из рамок университетов и превращения их в самостоятельные учебные заведения. В Рижском университете римско-католический факультет и теологический факультет с евангелическо-лютеранским и греко-православным (18 студентов и 2 аспиранта) отделениями были закрыты с установлением советской власти летом 1940 г. Уже осенью 1941 г. церковная общественность стала добиваться их воссоздания. Однако только летом 1942 г. руководство РКО известило генералкомиссара в Риге о создании в будущем отдельно от университетов евангелическо-лютеранского и римско-католического институтов с указанием, что учебные планы и расписания экзаменов требуют согласия рейхскомиссара. В октябре 1942 г. А. Розенберг в личной беседе с чиновником РКО еще раз подчеркнул, что места подготовки новых священников должны быть формально и фактически отделены от университетов. Но и Католическая, и лютеранская Церкви письменно выразили свое несогласие с выделением соответствующих факультетов. Против этого высказался и ректор Рижского университета в своем письме генералкомиссару от 31 октября 1942 г. Ректор также высказался за воссоздание православного отделения – единственного научного института подобного рода в РКО: «Дальнейшее существование и деятельность православного отделения больше чем необходимы для того, чтобы можно было подготовить смену для будущей научной работы»[570].

25 февраля 1943 г. политический отдел РКО известил Восточное министерство, что им разрешено существование вне рамок университетов двух Институтов евангелической теологии в Латвии и Эстонии и Института католической теологии в Литве. Решение же вопроса образования православного высшего учебного заведения осложнилось внутрицерковным конфликтом. 12 февраля на квартире директора департамента Церквей и конфессий Риги Биргела состоялось совещание, в котором участвовал Экзарх Сергий, его секретарь, семь бывших преподавателей православного отделения Рижского университета, представители городских властей и полиции безопасности. В ходе дискуссии выявились две противоположные позиции: Экзарх считал, что ему принадлежит право назначения преподавателей, новое учебное заведение должно обслуживать весь «Остланд» и иметь языками преподавания русский и немецкий. Бывшие же преподаватели выступали за автономию высшей школы от Церкви и полагали, что необходимо удовлетворять потребности только латышских православных общин, а русский язык неприемлем из-за «опасности обрусения». В итоге было решено, что каждая из сторон представит свой план организации института, чтобы «компетентные органы, сравнив оба плана, могли найти удовлетворяющее все стороны решение»[571].

Однако попытка примирения не удалась. В своих письменных проектах противники разошлись еще резче. Митрополит Сергий в послании от 12 апреля 1943 г. выдвинул несколько условий создания высшей богословской школы: 1. Она должна готовить православных священников не только для всех епархий Экзархата, но и соседних епархий России; 2. Главные предметы должны преподаваться на русском языке, при этом дать возможность латышам, эстонцам, белорусам и сету проводить литургические и гомилетические упражнения на их языке (немецкий уже не упоминался); 3. Необходимо иметь право приглашать лучшие учебные силы из других областей; 4. Учебное заведение подчиняется епископу Экзархата; 5. Государственный контроль должен осуществляться не со стороны органов местного управления, а компетентных германских органов; 6. Возможно, лучше создать учебное заведение не в Риге, а в русском городе и 7. Желательны государственные субсидии. Латвийские же теологи 20 марта разработали свой «Устав Православной богословской академии в Риге». 21 августа 1943 г. ректор Рижского университета переслал его генералкомиссару вместе с учебными планами двух намеченных им к открытию теологических факультетов и приложил пояснения к проекту с сильной националистической окраской: «Русское учебное заведение ориентировало бы нашу страну на Москву… Необходимо до конца войны сохранить православное отделение на теологическом факультете Рижского университета, а не преобразовывать его в академию… Если же она будет самостоятельной, надо сделать ее автономной…, так как Москва сейчас постарается укрепить свою юрисдикцию. Церковь в Москве – орудие большевистского режима» и т. п.[572]

В начале ноября 1943 г. в Восточном министерстве состоялось совещание, на котором отмечалось, что Партийная канцелярия по-прежнему против образования теологических факультетов в Рижском университете, но нет средств создавать отдельную организацию, поэтому теологические институты будут организованы на базе факультетов, а не в отдельном здании, как планировалось раньше. 5 ноября генералкомиссар известил ректора университета, что вместо факультетов на 1943/44 учебный год все-таки будут созданы институты, и просил предложить кандидатуры их руководителей. В