Княжна для викинга - Анна Лакманова

– Мне страшно…– сквозь слезы прошептала Дива, осознавая, что зайцу не тронуть волка своими мольбами. Но ей больше некому было жаловаться, кроме него.

– Не бойся…– чуть оттаял Рёрик. Он быстро терял терпение, когда ему противоречили. Но при этом оценивал смирение и вежливость. – Ничего сверх меры я тебе не сделаю…

Всхлипывая, Дива кое-как поплелась к Рёрику. Каждый шаг давался тяжело, и ей казалось, что она так и не дойдет до своего мучителя, а свалится где-то посреди горницы.

Но падения не состоялось. Дива преодолела расстояние и очутилась в паре шажков от Рёрика. Взяв ее за запястье, он притянул ее ближе. Лампа догорала, и он хотел успеть разглядеть свою княжну. Заприметив завязки на ее платье, он потянул за тесьму. Сначала развязался один узелок, затем другой. На ней оказалось много одежды. В действительности же все эти пышные яркие княжеские тряпицы скрывали под собой беспомощную девушку. Вероятно, в этой неожиданной слабости и крылась вся ее привлекательность.

В горнице было стыло. Оставшись без одежды, Дива ощутила прикосновение воздуха. Прежде она не замечала, что воздух может быть осязаем. А теперь озленный, он будто кусал ее кожу.

Рёрик усадил ее себе на колено. В отличие от дочери Гостомысла, он не дрожал от холода. Уходящая ярость грела его изнутри тлеющими углями. А Дива тем временем все продолжала плакать.

– Вот что, княжна…Я не желаю делать тебе больно или пугать тебя. Но предупреждаю…– речь Рёрика была неспешной. Сейчас он, наконец, испытал сильную усталость, которую не замечал весь вечер. Сильнее этой усталости его увлекала только пригожая добыча, ради которой ему пришлось проделать нелегкий путь. И теперь он жаждал насладиться своей победой в полной мере. – Я не люблю слез. Рядом со мной не надо реветь, – слова Рёрика прозвучали как последнее напутствие. Убрав волосы с лица Дивы, он окинул ее довольным взглядом. Приятно, когда рядом красавица. Даже независимо от предыстории. – Я хочу, чтобы тут было тихо.

Дива тоже хотела, чтобы было тихо. Она боялась его голоса. Весь вечер он говорил громко, отчего казалось, что он зол. Хотя, скорее всего, истинной причиной было то, что вокруг него всегда стоял шум. Сейчас он говорил тише, казался утомленным. Один и тот же день окончился для них по-разному. Для нее – горечью поражения, для него – сластью победы. Хотя начиналось все одинаково – беспокойно и туманно.

За окном разразился дождь. Он был сильный и шумный. Дива лежала на спине и изо всех сил сдерживала рыдания. Лишь беззвучно всхлипывала, не умея иногда справиться с собой. Она не могла собраться с мыслями, понять, что происходит, что он делает с ней. Не могла отстранить его от себя, хотя он не держал ее. У нее не было душевных сил, и само положение являлось неудобным для какой-либо борьбы. Даже если бы сейчас она кричала и брыкалась, ничто бы не поменялось, по большому счету. К тому же ей было больно, и она старалась не шевелиться. Несколько раз она вскрикнула, хотя пыталась молчать. Она чувствовала, что с ней происходит что-то неладное, доселе небывалое и неприятное. Вихрь мрачных ощущений захватил ее. Собственное тело уже будто не принадлежало ей. Она перестала быть хозяйкой самой себе. Перед глазами сменялись образы минувшего вечера. В ушах стояли крики, хотя на самом деле хоромы погрузились в тишину.

Есений мчался по лесу, не разбирая тропы. Ветки цеплялись за его одежду, царапали лицо. Наступая на кочки, проваливаясь в ямки, он бежал, то и дело оглядываясь, ожидая погони.

Все произошло слишком быстро. Столь быстро, что он даже не сумел ничего предпринять. Не сумел добраться до своего оружия, не сумел вступить в схватку с врагом, не сумел заставить себя остаться в том котле ужаса. Единственное, что он успел, это поленом врезать по голове какому-то невероятных размеров громиле, набросившемуся на женщину. У Есения даже не было времени разбираться в том, что эта за женщина. Треснув захватчика по затылку, он ногой отпихнул того от женщины и понесся дальше. Лишь на миг он тогда замешкался – хотел забрать оружие у обеспамятевшего варяга, но не успел. К тому на помощь уже приспели други.

Минуя крепостную стену, Есений видел на воротах обезображенное тело отца, князя Гостомысла. Не веря глазам, подбежал ближе, чтоб разглядеть убиенного. Да, так и есть, это отец. И он мертв. И вот княжичу чудится, что кто-то уже окликает его: враг узнал великородного отпрыска по богатому одеянию и сейчас нагонит, чтобы расправиться с ним!

Выбившись из сил, Есений повалился на влажную лесную траву. Запах сырости ударил в нос. Тяжело дыша, княжич тщился перевести дух. Над головой раскинулось черное звездное небо. Холодное и безмолвное, оно неодобрительно смотрело на него сверху. Далеко за спиной полыхало багряное зарево пожарища. Есений видел, что сгорела всего пара тройка изб с поезжанами, однако переполох был такой, будто спалили все государство. По большому счету погром произошел в княжеском детинце, а сам град не пострадал. А если и пострадал, то лишь по случайности. О чем свидетельствовало то, что скотные дворы, амбары и гумна не были тронуты ни огнем, ни мечом.

Длань Есения нащупала в лесной траве увесистую палку. Он непроизвольно сжал ее в ладони. Кажется, он с малолетства готов к схватке. И ведь все это время он жаждал ее! А сегодня…Сегодня пришлось убежать. Трусость ли это? Кто знает…А есть ли смысл задерживаться в месте, где не осталось ни одного живого союзника? Кто-то скажет, что княжич обязан умереть в бою, отправившись следом за отцом. Но какой от того толк? К тому же враг превосходит числом. И мастерством! Да ведь он сам, Есений, всего лишь младой юноша! И каковы его шансы против опытных воинов, пришедших в город сегодня? Нет смысла жертвовать своей жизнью лишь за компанию.

Эти доводы несколько успокоили княжича. Хотя он по-прежнему чувствовал себя так, словно предал кого-то. Как все гадко. И идти некуда. Где устроиться на ночлег? Остаться в лесу? Но ведь до города так близко. Когда он заснет, враг может незаметно подкрасться и придавить его спящего. Или связать, потащить на площадь и повесить на воротах, как отца. Или угнать в рабство, и тогда уж столько лишений его ждет…

Устрашенный привидевшимися картинами, Есений вскочил и снова помчался прочь от проклятых мест. Сначала он было остановился в нерешительности – может, все же вернуться? Но что он может сделать один против этих головорезов?! Глупо даже надеяться на успех! Или вернуться просто так…Сразиться хоть с кем-нибудь и храбро пасть в последней битве…

Вздохнув, Есений продолжил путь. А через несколько часов набрел на маленькую деревушку. В кровавом рассвете угадывались очертания спящих изб с покосившимися крышами. Тут было тихо и спокойно, словно самой обычной ночью.

Перемахнув через покосившийся забор, Есений подбежал к крайней бревенке и заколотил кулаком в дверь. Вскоре послышался скрип половиц, грохот засова. В дверном проеме показался некрепкий скрюченный силуэт.

– Что тебе, сынок? В такой-то час! – на пороге стоял седой, как месяц, заспанный старик.

– Пусти переночевать, я заблудился, – ответил путник.